Поздний сталинизм: Эстетика политики. Том 1

Картины будущего (или уже настоящего?) сменяют одна другую. Кажется, романтизм полностью вытеснил реальность. Трудно даже представить себе, что все это писалось спустя два года после поразившего страну страшного голода 1946–1947 годов, возникшего не только в результате развала сельского хозяйства страны во время войны, отсутствия мужского населения в колхозах и засухи 1946 года, но главным образом, как показал В. Ф. Зима, в результате политики советского режима экспорта зерна за рубеж, создания стратегического зернового резерва на случай новой войны, крайне неудовлетворительной сохранности зерна и обеспечения населения продовольствием, увеличения налогов при снижении оплаты труда и роста цен[1035]. Массовый голод, от которого пострадали миллионы людей, унес жизни полутора миллионов человек, о чем в СССР писать было, разумеется, запрещено.

Однако эта реальность все же пробила себе дорогу на страницы книги. Сафонов рассказывает о ней в контексте описания изменившейся почвы в результате преображения Каменной степи после голода в конце XIX века. Действительно, в 1946 году «страшная засуха снова поразила нашу Родину. Она началась в конце марта в Молдавии, двинулась на Украину, охватила все центральные области, дошла до Волги. И снова Каменная степь оказалась там, где жесточе всего опаляла землю засуха, в самом эпицентре ее. Семьдесят дней ни капли влаги не получала почва. Это было еще беспощаднее, чем в 1891 году». Но вот что цитирует Сафонов:

Тем не менее, при почти полном выгорании посевов во многих окружающих колхозах урожаи сельскохозяйственных культур на значительных площадях, расположенных среди лесных полос, прошедших паровую обработку и подвергавшихся воздействию многолетних трав, составили (ц/га): озимая пшеница – 16,52, озимая рожь – 14,97, яровая пшеница – 10,62, овес – 15,75, просо – 16,43, горох – 8,2, чечевица – 9,5, чина – 10,6, фасоль – 8,8, подсолнечники – 21,2, многолетние травы (зеленой массы) – 88,2, суданка на сено – 117,0, свекла кормовая – 188,0[1036].

Из этого официального отчета автор делает следующий вывод: «Этот урожай, собранный в суровый год, не только несравненно превосходил те, что снимали некогда, даже в хлебородные годы, в среднерусской полосе, но превышал и урожаи на полях самой Каменной степи лет пятнадцать тому назад. А поля эти и жатвы на них и тогда уже были необычными. Чего же не хватало тогда этим полям?» Оказывается, созданной Вильямсом травопольной системы и указаний Лысенко в селекционной работе и семеноводстве. Не то теперь: «Идеи Докучаева, Костычева, Вильямса, Мичурина, Лысенко слились в одну общую струю, в одну науку о власти над землей. И взмыла кривая урожаев. Она идет и все продолжает итти вверх – она достигла сейчас 20–25 центнеров в среднем с гектара по зерновым» (317–318). Иначе говоря, там, где два года назад люди умирали от голода, никакого голода, оказывается, не было – кривая урожаев «взмыла вверх».

Госромантизм создает особую оптику, превращая сказку в быль и обращая быль в сказку – реальность сама становится фантастической: