Поздний сталинизм: Эстетика политики. Том 1

Все это – часть широкой картины бесконечного умножения благосостояния и круговращения богатств внутри страны. В стихотворении «Цветник республик» эта картина рисуется так: «Друзьям незнакомым, но близким, родным / Зимой пионеры писали / О том, чтоб из каждой республики им / Семян для посева прислали. // И первый пакетик вобрала земля, – / Он самым заветным казался, – / В нем – семя, что зрело на клумбах Кремля, / Цветов этих Сталин касался. // Китайские розы прислал Казахстан, / Эстония – красные маки, / Туркмения – хлопок, душистый шафран, / А Минск – Беларуси ромашки. / В пакетиках – Грузии знойной цветы, / Армении астры, люпины, / В них бархатцы Латвии, розы Литвы, / Душистый табак Украины».

Эта массовая производственная поэзия, которая создавалась в промышленных количествах, содержит весь набор романтических атрибутов – экзотический и опасный край, воля человека, борьба со стихией. И непременный для романтизма фольклор. Только если раньше он был реакционно-националистическим, то в госромантизме он стал, напротив, прогрессивно-интернационалистским. В стихотворении «В краю песен» рассказывается о студентке-ленинградке, влюбленной в Карелию и «Калевалу», которая пришла к сосне с книгами и тетрадью. «Что привело сюда: любовь? / Минуты девичьей печали? / Нет, руны „Калевалы“ вновь / Над синей гладью прозвучали. // А Куйтти-ярви блеск зарниц / Над кромкой леса отражало. / Вторая руна. Меж страниц / Письмо Мичурина лежало». В нем Мичурин радовался «письму из Калевалы вьюжной. / Что вы, покинув Ленинград, / В глухом краю довольны службой. / Наука в край любой идет. / Ломая старые границы. / Я верю: сад ваш зацветет / Вблизи юшкозерской больницы». Мичурин обещает девушке: «Пришлю семян и дам совет, / И сад ваш вскоре разрастется: / На опыт вам десятки лет, / Как мне, потратить не придется. // Нам нужно милостей не ждать, – / Их человек в борьбе получит; / Деревья можно воспитать: / Среда их стойкости научит. // Найдете время, – в гости к нам / Из края песен приезжайте. / Моим карельским землякам / Привет сердечный передайте. / Мичурин». Письмо хранилось вместе с карельским фольклором: «„Калевалы“ строк / Его письмо коснулось снова, – / Здесь будет сад; его исток – / Труды Мичурина и слово». И хотя «Мичурин умер в том году», дело его не пропало: «Растут в юшкозерском саду / Его бессмертные творенья».

Фольклор, разумеется, не имел никакого отношения к «мичуринской биологии». Но он работал на популяризацию самой «народной науки». Подобно тому как одними профессиональными поэтами фольклор вписывался в «мичуринский» дискурс, другие профессиональные музыканты и поэты активно создавали фиктивный фольклор. Так, в литературе о Лысенко широко цитируется «частушка» о Лысенко: «Веселей играй, гармошка, / Мы с подружкою вдвоем / Академику Лысенко / Величальную поем. / Он мичуринской дорогой / Твердой поступью идет, / Морганистам, / Вейсманистам / Нас дурачить не дает». Между тем эта «частушка» представляла собой первый куплет песни-стилизации «Колхозная запевка» (музыка К. Массалитинова, слова А. Сальникова), исполнявшейся хором им. Пятницкого. Были в ней и слова о том, что «в нашей жизни наступила / Долгожданная весна: / Стала нивам плодородным / Непогода не страшна. / Мы давно уж по науке / Урожай в полях растим, / Мы к земле приложим руки, / Недороды запретим. // Академиком Лысенко / Все колхозники горды. / Он во всех краях Отчизны / Учит нас растить сады. / Перестраивать природу / Нам в стране своей пришлось, / Чтоб советскому народу / Благодатнее жилось»[1037].

«Народная наука» не могла иметь оснований внутри самой науки, поэтому она требовала постоянной легитимации. И чем больше ее производилось в искусстве и в публичном дискурсе, тем прочнее становилось доминирование Лысенко, позиции которого внутри науки целиком зависели от его положения за ее пределами.

«Живое вещество»: Соцреалистический витализм