Поздний сталинизм: Эстетика политики. Том 1

В случае Лепешинской это не были лишь пустые слова. Она действительно занималась «обобщениями», прямо эксплицируя марксизм на биологию, – минуя доказательства. Работая в 1920‐е годы в гистологическом институте, Лепешинская организовала студенческий кружок, который собирался по воскресеньям с девяти до трех дня в клубе старых большевиков и привлекал к себе студентов тем, что главной своей задачей считал «изучение гистологии с точки зрения диалектического материализма и борьбы с витализмом»[1043]. Человек с тяжелым характером, она с трудом уживалась с людьми. Ее последней должностью был пост заведующей цитологической лабораторией, а затем – директора Морфологического института Академии медицинских наук СССР.

Ольга Борисовна провела долгие годы в своей загадочной лаборатории. Известность ей принесли поистине фантастические идеи о возникновении жизни и существовании некоего «живого вещества». Тема возникновения жизни давно занимала советских исследователей. Прославился ее изучением влиятельный советский академик Александр Опарин, еще в середине 1920‐х годов выдвинувший теорию возникновения жизни на Земле из первичного бульона органических веществ. Опарин был из тех влиятельных функционеров от науки, кто после войны поддержал Лысенко и Лепешинскую. Однако всерьез идеи Лепешинской в 1930‐е годы не рассматривались и вызывали снисходительные усмешки, пока они не оказались востребованными после войны – во время «перелома на биологическом фронте». Особое внимание к ним стал проявлять Лысенко. Лепешинская удостоилась высоких наград и почестей, стала академиком, лауреатом Сталинской премии, депутатом Верховного Совета СССР, была награждена орденом Ленина. Началось триумфальное шествие ее теории «живого вещества».

Идеи Лепешинской занятны прежде всего как важный культурный феномен: как произошла деградация «революционного романтизма» в поистине средневековую схоластику в позднесталинскую эпоху? Характерно в этом смысле замечание Якова Рапопорта, побывавшего в лаборатории Лепешинской: «Я ушел из нее с впечатлением, точно я побывал в средневековье. И лишь спустя некоторое время я узнал из официальных сообщений, что я побывал на вершине научного Олимпа…»[1044]

Несомненно, в работах Лепешинской мы имеем дело с эстетическим феноменом. Все и началось с литературы: свою ставшую знаменитой книгу «Происхождение клеток из живого вещества и роль живого вещества в организме»[1045], вышедшую с предисловием Лысенко, где один великий мистификатор восторгался «блестящими тонкими экспериментами» другого мастера жанра, Лепешинская начала со ссылки на… Дмитрия Писарева, которого (не преминула она напомнить) высоко ценил Ленин и даже хранил его карточку в своем альбоме рядом с карточками Герцена и Чернышевского. Писарев горячо воспринял идеи Дарвина и вообще материалистические идеи в биологии. Так, полагала Лепешинская, восстанавливалась связь с «передовой революционной мыслью России», так продолжилась славная традиция.

Ссылки на Дарвина, впрочем, здесь – лишь дань этой «славной традиции»: то направление в биологии, к которому принадлежала Лепешинская и которое возглавлял Лысенко, было скорее ламаркистским, чем дарвинистским. В ламаркизме слышалась (на «диаматовском» сленге) критика дарвиновского «метафизического материализма»[1046]. Возрождение ламаркизма активно шло в 1920‐е годы, и дискуссии о нем активно велись в таких неспециальных, но, скорее, политико-идеологических изданиях, как «Под знаменем марксизма» и «Вестник Коммунистической академии». Одна из таких дискуссий по докладу Е. Смирнова «Новые данные о наследственном влиянии среды и современный ламаркизм» развернулась в Комакадемии. Доклад завершался однозначным признанием ламаркизма: «Современная биология все больше и больше заставляет нас принять ламаркистскую платформу ‹…› Генетика, которая, конечно, имеет свое большое значение, просто не может подвести нас к интересующей нас эволюционной проблеме. Поэтому на первое место мы должны поставить те данные, которые имеются в распоряжении современного ламаркизма»[1047].

Впоследствии этот эпизод героической биографии старой большевички будет представлен как славная страница борьбы с врагами науки, оказавшимися врагами народа: «Борьба против Лепешинской была частью общей борьбы реакционной метафизики в биологии, вейсманизма-морганизма против мичуринцев. Мертвец хватал живого. Злобно, ожесточенно»[1048]. И хотя