Пожалейте читателя. Как писать хорошо

Подобные откровенные и эмоциональные отклики заметно отличали наших преподавателей-писателей (особенно Курта) от большинства прочих наставников и во многом способствовали нашему творческому росту. Благодаря этому случаю Милч понял, что «разрыв между студентом и преподавателем, между людьми с разной биографией шире, чем мне казалось». А я, в свою очередь, поняла – несмотря на то, что стояла на стороне Курта, полагая, что писать надо, страстно откликаясь на саму жизнь, – что эта позиция может быть несправедливой, что его зависть (причина которой – собственное мнимое бесправие, словно права кто-то у него отобрал) может оказаться деструктивной для тех, кто добился успеха честным путем.

Да, Милч писал именно о зависти, этом зеленоглазом чудовище[674]. Да, она и в самом деле разъедает, как серная кислота. Она сковывает душу. Она заставляет чувствовать себя мерзко. Она лишает щедрости. Она призывает отказываться от личной ответственности за свои решения, с подозрением коситься на других вместо того, чтобы сосредоточить взгляд на вашей собственной цели, на той награде, которую можете получить вы сами. Она пытается убедить, что вы отлично знаете состояние чужой души и чужую судьбу – и тем самым принижает значение вашей собственной души, вашей собственной судьбы.

Со всеми такое бывало.

~

В дальнейшем Воннегуту довелось вкусить славы и богатства. Проведя среди богатых и славных людей столько же времени, сколько перед этим прожил в бедности, он написал роман «Фокус-покус», где появляются такие слова:

Я согласен с великим писателем-социалистом Джорджем Оруэллом, который считал, что богатые – это просто бедняки при деньгах[675].

В 1997 г. он сказал в напутствии выпускникам одной американской школы:

Может, нам никогда не удастся убедить руководителей нашей страны или какой-либо другой страны не отвечать мстительным насилием на всякое оскорбление или обиду. ‹…› Но по крайней мере в нашей частной жизни, в нашей внутренней жизни мы можем научиться существовать без этого нездорового возбуждения, без этого болезненного удовольствия от сведения счетов с каким-то конкретным человеком, или группой людей, или социальным институтом, или расой, или национальностью, или государством. И тогда мы будем иметь право попросить отпустить нам наши долги и прегрешения так же, как мы прощаем их нашим должникам и тех, кто согрешил против нас[676].

~

Курт Воннегут долгие годы боролся с депрессией. Это не было заметно по его стилю преподавания – энергичному, отзывчивому. Я не осознавала этого, пока однажды не призналась в разговоре с Пэт, женой Андре Дюбюса[677], как я обожаю Воннегута, на что она ответила:

– Ну да, понимаю, но я бы не хотела быть его женой.

– Почему? – осведомилась я.

– Слишком депрессивный.

Тогда-то я и вообразила эту картину – как он у себя дома пишет «Бойню номер пять», как годами несет бремя этой истории и необходимости написать о ней – вместе с обязанностями перед семьей (эту сторону жизни я тогда представляла себе смутно).

~

Доктор Нэнси Андреасен из Медицинского центра Айовского университета всю жизнь изучает, «отличаются ли наши нейроны от нейронов широких масс населения» (воспользуемся словами Воннегута).

Курт пишет в «Вербном воскресенье»: