Пожалейте читателя. Как писать хорошо

Успех позволил Воннегуту расширить творческие горизонты. Он позволил ему участвовать в деятельности общества (и влиять на него) путями, которые были закрыты для человека, не занимающего такое положение, а следовательно, не обладающего такой властью. Теперь он мог выступать с речами перед большой аудиторией, эффективно поддерживать общественные инициативы. Он достиг одной из своих целей – стал хорошим гражданином. По этой части он даже перевыполнил план.

~

Не волнуйтесь. Вам, скорее всего, не придется испытывать на себе отрицательные последствия славы и богатства.

Зато вы можете воспроизвести их положительные последствия.

Глава 34 Позаботьтесь о своих фигурах на доске

Вот мое главное возражение против жизни как таковой: слишком уж много самых чудовищных ошибок можно совершить, пока живешь на свете[670].

Ваше благополучие имеет первостепенное значение. Вы обитаете в своем теле и сознании, именно они – ваши фигуры на космической доске. Если вы писатель, то вы и есть свой рабочий инструмент. Так что надо поддерживать этот инструмент в рабочем состоянии – следить за своим здоровьем и тому подобным.

«Мои молодые годы загублены двумя вещами – страхованием жизни и завистью», – объяснял Воннегут интервьюерам. По его словам, уход из GE на вольные писательские хлеба стал для него «страшноватым поступком».

Меня так пугали мысли о том, что может случиться с моей семьей, что я застраховал свою жизнь на астрономическую сумму. Каждый цент, который я зарабатывал, шел в уплату страховых взносов, пока не стало очевидно, что я огребу чертову кучу денег, если попросту сдохну. Я буквально помешался на этой идее[671].

Он спросил у своего друга-металлурга, на какую сумму тот застраховал свою жизнь. У того вообще не оказалось страховки: как выяснилось, он вообще не переживал, что будет, когда он помрет, потому что он тогда всё равно будет уже мертвый. Курт намеренно перестал выплачивать страховые взносы[672]. Потом он советовал:

Полезно, когда среди твоих друзей есть ученые: они мыслят логически. Что касается зависти, то она меня чуть не сожрала. Казалось, кто-то взял здоровенный шприц и накачал меня серной кислотой. Но мне все-таки неплохо удалось справиться с этой штукой[673].

~

На занятиях мастерской мы однажды стали свидетелями воннегутовского взрыва раздражения – как раз того, причиной которого (по крайней мере отчасти) стала эта самая зависть. Один из студентов, Дэвид Милч, принес рассказ, где высмеивал бизнесменов. Тогда в большой моде были рассуждения о «разрыве между поколениями», принцип «не доверяй никому, кто старше тридцати», гнев в адрес военно-промышленного комплекса, больших корпораций и их руководителей. Насмешливое презрение к бизнесу не было чем-то необычным.

Но Курт обрушился на Милча: «Эти люди – такие же, как я! Я с такими работал!» Он заявил, что предприниматели кормят свою семью, что они настоящие труженики, что они заслуживают уважения.

Дэвид Милч был весьма обаятелен, только что с отличием окончил Йельский университет, получил престижную литературную премию. Ему покровительствовал писатель Роберт Пенн Уоррен.

«Воннегуту не нравились университеты Лиги плюща и вообще моя предыдущая биография», – вспоминает Милч. По его словам, К. В. «вел себя как воинствующий мещанин. Казалось, он полагает, что привилегии дисквалифицируют». Впрочем, среди нас сидели и другие писатели из числа выпускников Лиги, и нам еще до этой сцены стало очевидно, что Воннегут почему-то затаил обиду именно на Милча.

По словам Милча, накал дискуссии удалось снизить благодаря тому, что вмешался Ричард Йейтс, тому, что сам Дэвид дружил с Эди, дочерью К. В., а с самим К. В. порой «с удовольствием принимал коктейль-другой» в Donnelly’s, одном из местных баров.

По иронии судьбы, Милч ушел с преподавательской должности (которую он получил в Йеле, став магистром изящных искусств), чтобы писать в Лос-Анджелесе сценарии для телевидения: сначала был «Блюз Хилл-стрит», затем – «Полиция Нью-Йорка» и «Дэдвуд». Иными словами, он стал заниматься не такой уж высокой словесностью.