Пожалейте читателя. Как писать хорошо

Мне уже довелось познакомиться с кучей писателей, и каждый из них словно бы повсюду таскает за собой по двадцать акров пустыни Сахара. Понятия не имею, как это объяснить. Разве что неизбежно малыми размерами их профессиональных организаций[682].

И в самом деле, тяжело носить в себе (или на себе) идею и инструменты воплощения какого-то произведения искусства, над которым вы трудитесь много лет (и которое никто из окружающих годами не может увидеть и более или менее понять).

В большинстве других искусств работа более коллективна – или по крайней мере более зрима. Танцоры, актеры, драматурги, архитекторы, музыканты вовсю взаимодействуют друг с другом в ходе творческого процесса. Работы представителей визуальных жанров, даже незавершенные, легко увидеть, ими можно в той или иной степени поделиться.

Но зато… Если вы писатель, вся «организация» (с ее милой спасительной приватностью) принадлежит исключительно вам.

В 1971 г. Курт отмечал в письме, адресованном Гейл Годвин:

Я работал для кино, театра, телевидения, и теперь я понимаю, что другие люди не могут особенно помочь мне в моем деле. Так что я вернулся к писанию романов и рассказов[683].

~

Неопределенность. Постоянное отторжение со стороны других. Конечно же, это может (в числе других факторов) привести к тому, что человек периодически будет ощущать подавленность и мрачность.

В 1951 г. Курт приложил к письму своему другу Миллеру Харрису бланк с отказом, пришедший ему из журнала The New Yorker:

Дорогой Миллер,

у меня сотни таких штук, я их держу в блокнотах со спиралями[684].

Вот замечательный образчик из его архива:

Esquire

Журнал для мужчин

Нью-Йорк – Чикаго

Арнольд Гиндрич, редактор

[написано от руки]

Сюжет неувлекательный. Слишком драматизировано. Ниже обычного уровня наших публикаций.

Но даже если у вас приняли рукопись, вполне возможно, что она не дотягивает до ваших изначальных представлений о том, каким должен быть этот текст. В предисловии к «Завтраку для чемпионов» Воннегут говорит:

Что же я сам думаю об этой своей книге? Мне от нее ужасно муторно, хотя мне от каждой моей книжки становится муторно. Мой друг, Нокс Бергер, однажды сказал про какую-то очень закрученную книгу: «…читается так, будто ее сварганил какой-нибудь Снобби Пшют». Вот в кого я, наверно, превращаюсь, когда пишу книгу, которая, по всей вероятности, во мне запрограммирована.

~

Как же начинающий писатель Воннегут справлялся со всем этим – изо дня в день сидеть почти неподвижно, чувствовать оторванность от мира, неопределенность, да еще вечные отказы редакций и экономические неурядицы?

Зимой 1953 г., когда дела стали совсем плохи, тридцатилетний Воннегут написал с мыса Код в Нью-Йорк – своему другу и заступнику Ноксу Бергеру. Он обращался к нему за помощью.

Старина,

я тут немного забуксовал (в психическом отношении), и мне бы не помешало, если б ты там у себя, в мегаполисе, разузнал кое-что насчет возможного лечения.

Суть в том, что я больше не могу писать, к тому же я перестал с особой теплотой относиться к своим домашним. ‹…›

‹…› Так что будь другом – расскажи мне, знаешь ли ты кого-нибудь, кто когда-нибудь получил хоть какую-то пользу от психотерапии. Лучше всего, если это будут истории болезни писателей.

Курт[685]

Вскоре он прислал Ноксу еще одно письмо: