Пожар Латинского проспекта

— Кстати! — поддержал затесавшийся нынче в наши ряды Паша.

 Все засмеялись.

— Давайте продолжим, не забывая про спуски и подъёмы, — это медленный вальс!

Мне же главным было не забыть про деньги, что лежали в нагрудном кармане рубашки. И когда занятие окончилось, я придержал Любашу за руку.

— Деньги-то отдай!

— Да-да, — игриво улыбнулась она, характерно перебирая пальчиками правой руки, — где наш финансист?

Я вытащил две сложенные купюры из нагрудного кармана (всё занятие их там «пас» — карман был без пуговицы).

— С Новым годом тебя, Любашечка!

Приподнявшись на цыпочки, она, не смущаясь полной скамейки семичасовой группы, коснулась краешка моих губ своими…

— Это просто туфельки для Золушки!

Да ладно… Главное, чтобы они — туфли бальные, о которых, наверное, мечтала, — на ногах твоих лёгких исправно сидели!

Хотя башмачки твои простенькие мне милее были…

А когда я ожидал Любу из раздевалки, ко мне, искренне улыбаясь, приблизилась Татьяна:

— Ну, Алексей, ваш прогресс — налицо! Просто семимильными шагами вы движетесь!

— Да какой там! Путаюсь, вон, ещё сплошь и рядом.

— Но всё равно — согласитесь: совсем не то, что было, когда вы только пришли! Тогда…

 — Да, — смиренно кивнул я, — тогда был — полный Буратино!

* * *

На улице подмораживало.

— Похоже, на мороз дело идёт.

— Да, в России уже зима. Звонила вчера матери — она в деревне, печку топит: «Мама, ты что? Почему ты в такую холодину не в городе, у сестры?»

— О, так ты, получается, умеешь печь растапливать? Редкое уменье!

— Я и котелок теперь умею разжигать. Когда мы — здесь уже — снимали комнату в частном доме…

— На Емельянова?

— На Мечникова, точнее… Когда Серёжа на службе, я спущусь со второго этажа, зову сына хозяйки — алкоголика жуткого:

«Воло-одя! Помоги мне, пожалуйста, котелок разжечь». Так что печку с детства разжигать умею, котелок — с замужества научилась… Камин вот только, — повела головой в мою сторону она, — разжигать не умею.

— Да это-то! — махнул рукой я. — Захочешь — научу: ничего там мудрёного. Как костёр пионерский.

— Захочу, конечно…

* * *

Не с самого, конечно, как Вадима уверял, утра — часам, эдак, к десяти, прибыл я на продуваемый восточными ветрами домик на краю оврага. Симпатичный, даже без внешней ещё отделки. Да и внутри отделочные работы только начинались — бригада

из трёх мичманов в отставке прицеливала уровни к стенам и полу.

Старшим был Александр — добродушный, толстенький и покатый, как пельмешек, с поблёскивающими, словно масляная заливка, глазками.

— Зашли в походе в Йемен — в Аден. В увольнении все наши ломанулись в городе от местной кухни восточной пробовать — кебабы их, — рассказывал между делом он своим, ну а теперь уж за компанию и мне. — Я посмотрел на поваров тех местных, на руки их, которыми они чего только не берут и куда только ими не лазят: «Не, парни, здесь я ничего есть не буду!»

У отставников же с руками было всё в порядке: и строительное дело они разумели.

— Вадик!.. Вадик, — с некоторой даже усмешкой объяснялся Саня с Вадимом. — Я тебе говорю: здесь все стены надо стягивать выравнивающим раствором заново — посмотри, какие завалы. Иначе обои твои — с шёлкографией, — по углам не сойдутся.

— А зачем я тогда сто тысяч за штукатурку отдал? — досадливо вопрошал Вадим у безмолвных, неровных стен: «своего» штукатура настоятельно присоветовал ему Слава. «Подогнал» мастера. Хотя отклонения-то были в разумных пределах: шпаклёвкой только и подравнять. Но парням дополнительная работа лишней не была.

Своя везде кухня…

Гаврила с бойкими вояками, на голых стенах находящих живые деньги, общий язык нашёл удивительно быстро:

— У моей партнёрши по бальным танцам мужик тоже — мичман. Только он служит ещё.

От суровых военморов Гавриле был за то респект.

Однако, надо было приступать: плитка и кирпич были уже занесены в дом и складированы напротив каминной ниши — заранее нами со Славой оставленным проёмом в несущей стене.

Пора было браться за работу.

Пришла пора платить по счетам: за свет искрящийся софитов; за Её тепло, что вбирал я в танце своими ладонями; за воздух, за всю атмосферу маленького зала, в котором вырастали большие крылья за спиной.

Вздохнув, я взялся за зубило…

* * *

Надо было ещё больше расширить каменную нишу, подрубив по краям керамические блоки…

— Просто, я нашёл свою нишу, — ответил я приснопамятно давно (пятнадцать лет тому назад) на вопрос восхищённой новой, положенной печью, хозяйки дачи: «Алексей, если не секрет: откуда такая непопулярная профессия?»

Было бы, собственно, чему там восхищаться — просто топку и плиту под аркой расположил сбоку — как ей, хозяйке, удобно было.

А про печника-то… Люди добрые подсказали. Поневоле тогда пришлось искать занятие — на год береговых работ меня посадили… За что? Да в рейсе набил, наконец, морду тому, кому давно следовало. Слава, когда стародавнюю ту историю я ему честно

и открыто поведал, очень за то меня зауважал.