Пожар Латинского проспекта

Они уезжали, а я оставался. Вдвоём с оставленным ими «хрипунком» — маленьким магнитофоном, из которого в повисшейтишине дома звучало:

- Как жаль, что мы не встретились с тобой

Немного раньше…

А раньше — это когда: году в восемьдесят девятом? Действительно, «немного»! Когда ты ещё училась там у себя, в Архангельске, в пединституте? Но тогда, наверное, и ты была другая, и я уж точно другой… И какая нелёгкая могла меня туда занести?

 - Смогли тогда себя б мы уберечь

От глупой фальши.

Но разве глупо и фальшиво то, что было за эти годы жизни: лихих невзгод, и среди них — радужных проблесков надежды; лишений — и светлых, не очень-то редких меж ними, моментов счастья; больших разочарований — и крохотных, но таких дорогих побед.

А Татьяна?! А у тебя — Сергей?! А наши дети — это вообще святое, это чудо!

— Пришла моя нежданная любовь,

Пришла как белый день.

И радостью моей ты стала вновь,

И болью ты моей!

Вот до чего любовь доводит: разве стал бы я такую «пепси-колу», как Слава выражался, в нормальном состоянии слушать?!

Средь сотен тысяч самых разных глаз

Твои я отыщу…

Взгляни правде в глаза, Гаврила: смог бы, взяв по жизни за неё ответственность, дать ей что-то большее и лучшее, чем Серёга (а Сергей — сильный!)?

Ой, как не уверен!

Смог бы ты сделать её счастливой? Выдержал бы её притязания и претензии, прихоти и капризы? «Потянул» бы ты её?..

Но как знать — ведь стал бы я защитником её, что делало бы меня сильнее. Ведь был бы я такой любовью окрылён, которая на такое способна сподвигнуть, что едва ли помыслишь и сам!..

А была бы она долгой — эта любовь?

Чтоб никогда тебя не потерять —

Прижму, не отпущу!

Да не трави ты душу!

Магнитофон был переключён на мой аудиокурс испанского — для пользы дела:

— Гранде — большой, пикеньо — маленький… Дульсе — сладкий, амарго — кислый… Фелис — счастливый, тристе — печальный… Эсто буено! — Это хорошо!..

Гаврила же под шумок затеял свою «блуду». Заднюю стенку топки (в специальной литературе именующаяся также, как «зеркало») — «зуб» тот самый, на котором наш печник-самородок зубы съел, угол закладки которой и без того каждый раз нужно

было вымерять тщательнейшим образом, аккуратнейше потом возводя, — он придумал выкладывать «паркетным» порядком, как в одном журнале подглядел.

Руки бы оторвать! Тому, кто журналы эти блаженному подсовывал. Кому это надо — через две топки стенка эта закоптится до безобразия! Кто это оценит — Вадим? Вот если бы ты ему за кладку эту диковинную скинул пару тысяч — вот тогда бы да!..

Давно, мерзавец, план в голове вынашивал. Нашёл, эстет, когда экспериментировать!

— …Эста барбарида! — Это ужасно!

Вот, надо было это? И так ведь работа тягучей гусеницей, через «не могу» переваливая, еле ползла.

Но: «Не вынесла душа поэта!»

* * *

Воскресным вечером («Алексей, ты сегодня пораньше?» — «Да нет, Танечка, как обычно — часам к восьми вернусь») лишь с моим приездом воцарилось полное спокойствие. «И к кошке-то, — как говорила тёща, — привыкаешь». Все тут же разошлись по комнатам, улёгшись перед мерцавшими телевизорами, оставив меня наедине со

сковородой, с дюжиной блинчиков с творогом под крышкой.

И правильно…

— На, смотри, что хочешь, — отдала телевизионный пульт Татьяна, когда набивший требуху Гаврила тихонько шмыгнул в комнату. Как законное за трудовой день вознаграждение.

В итальянской лиге «Милан» играл с «Интером» — и лучшего завершения недели по всем телеканалам было не найти: суетное — на полтора часа — отступало перед вечным. Но вовсе не из-за переживаний происходящего на сочно-изумрудном поле

были печальны мои вздохи.

— Ну, — сердцем, конечно, угадав мои мысли, пришла на помощь Татьяна, — давай поговорим: что тебя гложет?

Спохватившись, я замотал по подушке головой: «Не- не, Танечка, нормально всё!»

Она не торопила.

— Ты знаешь, это хорошо, что ты не скрываешь сейчас своих переживаний. Было бы гораздо хуже, если бы ты таил это где-то внутри, и маялся ещё больше, и всё это в себе усугублял.

«Милан» — «Интер» — это всегда особое противостояние: свои у них там счёты.

— Вы с ней очень похожи… Оба — ненормальные. Мы, конечно, все со своими странностями, но у вас обоих это — через край… Нахимова, кстати, в разговоре с девчонками удивлялась: «Как Алексей с Татьяной столько времени вместе? Они такие разные!»

В отличие от игры — интересной, с равными шансами на успех — разговор шёл «в одни ворота». Я полностью отдал инициативу и на ответные действия даже не обозначался.

— А вы, посмотреть со стороны, подходите друг другу. Чуть не на физиологическом уровне… Конечно, с ней не просто. И депрессии, как и у тебя, бывают регулярно…

Рональдиньо, доигрывающий свою европейскую карьеру теперь в «Милане», ничего дельного не мог изобрести: пока играли «по нулям».

— Но она очень умная!.. Она умеет собраться в нужный момент и в критической ситуации. Она способна — и готова сейчас! — измениться: всё будет зависеть от того, кто будет рядом. А если ещё и полностью сменить ей обстановку!.. Особенно, если ты где-нибудь там, в Европе, зацепишься…