У «Интера» был тоже нынче сильный, сбалансированный во всех линиях состав. И ровный, что для командной игры очень важно.
— Я, конечно, буду против: пока мы Семёна на ноги не поставили… А там…
Соперники были достойны друг друга — на поле.
— Тань, да я тебя люблю!..
Но разве я врал? Просто не договорил неуместное: «тоже».
— Да ладно, не оправдывайся… Я ведь всё понимаю: это музыка, это совершенно новые впечатления и чувства! Всё понятно. Я даже в дневнике у себя записала, что ты обязательно влюбишься…
Я выключил телевизор: пусть на моих глазах и на моей памяти всё останется миром. Пусть эта игра для меня не закончится. Тихо счастлив я сейчас этим семейным вечером, согрет душевным теплом святой моей жены, умиротворён ровным дыханием спящего сына… И ещё сознанием того, что следующая неделя, которая наступает через какой-то час, обязательно принесёт мне вторник с четвергом…
И без последнего теперь — никак!..
* * *
Что было хорошо в доме Вадима — просторный зал, с широким входом от прихожей и выходом на небольшую застеклённую веранду — зимний «сад». Можно было, пока парни отъезжали на обед, шаги вальса и ча-ча-ча тренировать. Дома-то не разбежишься: между диваном и стенкой — абы по пути чего-нибудь не завалить, протиснуться бы!
Гаврила был упорным мужем,
Гаврила вальсы постигал.
Чтоб не быть больше неуклюжим,
Шаги теперь тренировал.
Надо было готовиться к турниру, что был уже на носу.
Надо было возводить камин, который, по уму, пора было уже заканчивать.
Ни в танцевальном, ни в каминном зале у конкурсанта и мастера Жеребцова ещё конь не валялся.
Из-за Гаврилинова новшества кирпично-паркетного требовалось теперь засверлить дюжину кирпичей — на столько стальных дюбелей из купленного пакетика хватало. Связать их после проволокой, проволоку завести по сторонам и залить поверху крепким раствором — заармировать. Дабы вся эта порядовка чудная всей стенкой в один прекрасный момент внутрь не рухнула.
Не было печали!
Впрочем, знакомое уже Гавриле дело — на арке-то «каталонской» он поднатарел!
Красиво, конечно, получалось. Но медленно. И кому это было надо? Вадиму нужно было только побыстрее. Ну и подешевле — само собой.
— Это только ты по таким ценам работаешь. Я по интернету смотрел: у других каминщиков от сорока тысяч работа начинается.
Да мне столько не надо! Несколько, буквально, тысяч, чтоб удостоверение матроса-
«международника» нового образца получить, да те шесть, что Славе с Джоном благодарно отдать.
А вообще: доживём до вторника!
* * *
Во вторник, когда, скользя на морозной брусчатке, семенил я по извилистой улочке маленького городка, телефон оживился телефонным звонком.
Нет, это была не она…
Звонила бабушка — отчётливо угадывалось это по голосу — по объявлению. С Любовью своей — Васильевной — я и забыл, что сегодня вышло оно в бесплатной газете.
— …Плита у меня есть. Маленькую печку надо — я тут, на даче живу.
В такую холодрыгу? Отважная бабуля!
— Да гастарбайтер этот меня подвёл — начал и бросил, ушёл к другим, а те деньги ему и не заплатили… Что?.. Да, есть и кирпич, и песок, и глина даже — всё есть!
Уже хорошо.
— Труба?.. Трубу купим, вы только скажите какую.
Понятно — капитальной трубы не было, малой кровью тут не отделаться.
— С гастарбайтером этим я договорилась на четыре тысячи.
Ну, ясно теперь, почему он к другим ушёл!
Но что было с пенсионерки взять? Замерзающей, к тому же.
— Нет, уважаемая, за такие деньги я, конечно, не возьмусь. Шесть тысяч — самое меньшее, так ещё надо посмотреть, какой высоты трубу придётся гнать. Дача двухэтажная?.. А-а, второй этаж — мансарда… В общем, надо смотреть, но сегодня я приехать не смогу никак, нет. Вы вот что: позвоните-ка по другим объявлениям. Авось кого-то и найдёте: печников-то сейчас — как собак нерезаных!
Маловероятно, конечно, было, что какой-то дурень подпишется на кладку печки «методом замораживания», ещё слабее верилось, что грамотно и качественно пресловутый спец в таких экстремальных условиях соорудить что-то сможет. Гаврила бы, с его бесценным опытом ушаковских зим, смог, конечно.
Но, быть может, бабушка действительно кого-то найдёт — почему нет? Кризис на дворе.
Чесались, конечно, руки и бабулю выручить, и деньги скорые «срубить»! Но как от Вадима-то отбежать? Бабушка-то говорит, что печка маленькая. Впрочем, единожды я
уже выкладывал одной бабушке печку: «Мне малюю-юсенькую- премалюсень-
кую!» Десять лет, кстати, назад, только по ранней весне. Один фундамент «малюсенькой-
премалюсенькой» печечки — печурочки! — вышел мне по грудь. Печной массив в два этажа: отопительные каналы, кухонная плита, встроенная духовка. Плюс труба выше островерхого конька. Денег же с бабульки взято было действительно как за «малюсенькую- премалюсенькую» — согласно уговору, всё по-честному. Но мы с Татьяной и им были несказанно рады — шла первая весна после дефолта девяносто
восьмого. «За золотые руки моего мужа!» — подняла фужер красного вина Татьяна, когда я принёс домой смешные, быть может для кого-то, но такие ценные для нас деньги: я ведь тогда ещё и на рабфаке учился.