Радиоатомный мозг тоже выздоровел. Губительный эффект ментального выброса Бронсона потерял силу, индукция победила его. Три дня спустя самолет забрал Куэйла и отвез обратно в Южную Америку, а Форд остался выяснить кое-какие мелочи и провести последнюю проверку.
Атмосфера на станции полностью изменилась, стала светлей, дружелюбней, удобней для работы. Интеграторы больше не казались Крокетту чудовищными божествами в его персональном аду. Просто сверкающие, радующие глаз, как творения Бранкузи[61]
, очень полезные трубки с радиоатомным мозгом внутри, готовым добросовестно ответить на любой вопрос, который скормит ему Крокетт. Дела на станции шли гладко. А серое небо над полярной шапкой разразилось очистительной снежной бурей.Крокет готовился к зиме. Запасся книгами, откопал альбом для эскизов, проверил акварельные краски и решил, что без труда продержится до весны. Станция per se[62]
не вызывала у него никакой депрессии. Он выпил еще немного и отправился на обход.Форд стоял перед интегратором и задумчиво его разглядывал. От предложенного виски с содовой он отказался:
– Нет, спасибо. Уверен, что с этой штуковиной теперь все в порядке. Депрессивные волны прекратились.
– Вам обязательно нужно выпить. Мы через такое прошли, брат. Эта дрянь успокоит вас, поможет расслабиться.
– Нет… мне еще нужно составить отчет. Интеграторы настолько совершенные логические устройства, что было бы очень жаль, если бы они вышли из строя. По счастью, этого не произошло. Теперь я доказал, что безумие можно излечить индукцией.
Крокетт покосился на интегратор:
– Маленький дьявол. Посмотрите на него! Стоит тут, как будто вовсе ни при чем. Знает кошка, чье мясо съела.
– Мм. Когда закончится буря? – спросил Форд. – Я хочу подготовиться к отлету.
– Трудно сказать. Последняя не утихала неделями. А эта… – Крокетт пожал плечами. – Попробую выяснить, но ничего не обещаю.
– Мне не терпится вернуться домой.
– Мда…
Крокетт поднялся на лифте в кабинет, проверил входящие вызовы и просмотрел список новых вопросов для интеграторов. Один оказался особенно важным: от Калифорнийского центра контроля землетрясений. Но и он мог подождать, пока не будут собраны все задания.
Крокетт передумал напиваться, само облегчение уже опьяняло. Насвистывая, он взял пачку запросов и направился обратно в Черепушку.
«Станция выглядит просто шикарно, – подумал он. – Возможно, это просто ощущение отсрочки смертного приговора, только чертова депрессия хуже смерти. Уф-ф!»
Он вошел в лифт – огражденную перилами платформу, работающую по принципу старинных подъемников. Рядом с интеграторами нельзя использовать магнитные лифты. Крокетт нажал кнопку и посмотрел на Черепушку сверху: белые цилиндры казались с такого расстояния крохотными.
Услышав шаги, он обернулся: к нему бежал Форд. Лифт уже начал опускаться, и Крокетт протянул руку к кнопке «стоп».
И тут же пожалел об этом, увидев, как Форд поднял пистолет. Пуля угодила Крокетту в бедро. Он пятился, пока не уперся спиной в ограждения, а Форд тем временем запрыгнул в лифт. Лицо его больше не было строгим и напряженным, в глазах сверкало безумие, влажные губы обмякли.
Он нечленораздельно завопил и снова спустил курок. Крокетт отчаянно бросился вперед. Кажется, пуля пролетела мимо, и он со всего разгона врезался в Форда. Психиатр потерял равновесие и упал на перила. Он попытался выстрелить еще раз, но Крокетт согнул ноги и ударил кулаком прямо в челюсть Форду.
Момент был выбран с роковой точностью. Форд перелетел через ограждение, и лишь спустя долгие секунды Крокетт услышал стук упавшего далеко внизу тела.
Лифт плавно опускался. Пистолет все еще лежал на платформе. Крокетт со стоном разорвал рубашку и скрутил ее в самодельный жгут. Из раны на бедре ручьем текла кровь.
В холодном флуоресцентном свете вершины интеграторных башен поравнялись с Крокеттом, а затем поднялись выше. Если бы он перегнулся через перила, то увидел бы безжизненное тело Форда. Но у него еще будет время вдоволь насмотреться.
Стояла полная тишина.
Конечно же, это все перенапряжение и отсроченная реакция. Зря Форд отказался от выпивки. Алкоголь смягчил бы жуткую отдачу после долгих недель в аду. Недель борьбы с депрессией, месяцев напряжения, когда Форд не расслаблялся ни на секунду, представляя болезнь своим личным врагом, взвинчивая себя до совершенно невозможного уровня.
А потом – победа и угасание депрессивных волн. И тишина, смертельная, ужасающая – время расслабиться и все обдумать.
И Форд сошел с ума.
Крокетт вспомнил, что говорил доктор: многие психиатры склонны к ментальной нестабильности – вот почему их тянет в эту область медицины, и вот почему они в ней хорошо разбираются.
Лифт остановился. Бездыханное тело Форда лежало примерно в ярде от него. Крокетту не хотелось заглядывать в лицо психиатру.
Маниакально-депрессивный психоз – довольно простой вид безумия. Шизофрения куда сложней. И она неизлечима.
Неизлечима.
Доктор Форд принадлежал к шизоидному типу. Он сам это сказал много недель назад.