Лицо Кина изменилось. Его выражение, подобное черной вуали, неосязаемой и нематериальной, я могу описать лишь как чистое зло. Это по-прежнему было лицо Кина, но в то же время – лицо демона. Но не это пронзило меня запредельным ужасом, заставив содрогнуться от мутящего страха. Глаза, которые смотрели на меня с отвратительного лица Кина, больше не были черными – они были желтыми, как у кошки!
Мне трудно вспомнить, что случилось потом. Кажется, монстр, которым стал Кин, поднялся из-за стола и жутковато улыбнулся, буравя меня демоническим взглядом. По-моему, я опять закричал, вспомнив звук из коридора – звук захлопывающейся двери, – и понял, что Эдвард Кин снова заснул и переступил через ужасный порог, которого так боялся. И еще я помню, что свет в желтых глазах вдруг угас, тело рухнуло на пол и осталось лежать недвижимо… И когда я наконец заставил себя пощупать пульс, его не было.
Это случилось две ночи назад. Я бежал из ведьминого дома и как безумный погнал на машине в город, желая лишь одного: вырваться из страха, который сомкнул вокруг меня свои щупальца. По дороге я все время думал об услышанных словах: «Чтобы выдержать душу ведьмы, требовалось крепкое тело. Первый человек умер… и еще многие умерли».
Что за существо говорило со мной устами Эдварда Кина? Ответ может быть только один, и он настолько фантастичен, что никто в здравом уме не предположил бы его истинность. Но я уже не в здравом уме.
По крайней мере, надеюсь, что не в здравом. Ибо если то, что я узрел в ведьмином доме, не просто безумные видения помрачившегося рассудка, то о судьбе, постигшей Эдварда Кина, я не дерзну даже размышлять. И еще, сидя в одиночестве здесь, в номере современного отеля в Бостоне, я все время вспоминаю отдельные фразы: «Могила накладывала на человека заклятие, от которого он видел во сне дверь».
«В тот момент, когда дверь открывалась… человек становился обречен… он снова и снова видел сон, пока наконец не переступал через порог…»
Прошлой ночью я видел сон. В современном отеле, в современном Бостоне. Мне снился темный коридор, по которому я пробирался на ощупь, и защелка, которая повернулась у меня под рукой… и дверь, которая открылась.
Я пишу, и мой взгляд перемещается к двери моей спальни, и там я вижу желтые точки света.
Уже сумерки. Подступила непреодолимая сонливость, навалилась на меня. Я то и дело клюю носом, веки тяжелеют. Я вот-вот засну и увижу во сне порог, за которым меня ожидает невообразимый ужас.
И я не могу и не решаюсь с ним встретиться.
Так что… видимо… мне придется себя убить.
Кладбищенские крысы
Смотритель самого запущенного кладбища в Салеме, старина Мэссон, издавна враждовал с крысами. Много поколений назад целая колония на редкость крупных грызунов переселилась сюда с пристаней, и как только Мэссон занял место пропавшего незнамо куда прежнего смотрителя, то первым делом решил их извести. Сначала он расставил капканы и разбросал отраву вокруг крысиных нор, потом принялся их отстреливать, но все без толку. Крысы не просто остались, но и расплодились, и теперь прожорливые орды наводнили все кладбище.
Они были крупными даже для mus decumanus[15]
, которые порой достигают пятнадцати дюймов в длину, не считая голого серо-розового хвоста. Мэссону попадались на глаза крысы размером с доброго кота, а могильщики пару раз натыкались на зловонные крысиные ходы такой ширины, что по ним запросто мог пробраться на четвереньках взрослый мужчина. Корабли, много поколений назад приплывшие из дальних краев к прогнившим пристаням Салема, привезли с собой странный груз.Невероятные размеры нор смущали Мэссона. С самого своего появления в Салеме, этой древней обители ведьм, он слышал много смутно-тревожных легенд о нелюди, еще чахнувшей в заброшенных земляных ходах под городом. Давно минули те времена, когда Коттон Мэзер[16]
преследовал нечестивые секты, что устраивали жуткие оргии в честь Гекаты и черной Матери Богов[17]; но старинные дома с двухскатными крышами все еще склонялись друг к другу над мощенными булыжником улочками, а богохульные тайны по-прежнему крылись в подвалах и пещерах, где справлялись противные закону и здравому смыслу языческие обряды. Старики многозначительно покачивали седыми головами и заявляли, что в неосвященной земле салемских кладбищ ползают твари похуже крыс и могильных червей.А тут еще и этот нелепый страх перед крысами. Мэссон тоже не любил злобных грызунов, сознавая, как опасны сверкающие иглы их зубов, но удивлялся необъяснимому ужасу старожилов перед заброшенными домами, полными крыс. До него доходили туманные слухи об обитающей глубоко под землей мерзости, которая и командует жуткой крысиной армией. Старики уверяли, будто бы крысы служат посыльными между нашим миром и мрачными древними пещерами в недрах Салема. Поговаривали, что они крадут тела из могил для ночных подземных пиршеств. А легенда о Крысолове – не более чем выдумка, скрывающая страх перед богомерзкими чудищами, что плодятся в черных безднах Аверна[18]
и никогда не выползают на солнечный свет.