Пожиратель пространства

Однако же оставим в покое мою дикую планетку с её лесными нравами. Не состоялся я для Косцюшко. Может, оно и к лучшему. Не то вдруг, к ужасу своему, и вправду начал бы в Ином образ врага узревать…

«Изучать инопланетян» — именно так я говорил в детстве. Этот безнадёжно устаревший термин всё ещё применялся, чаще всего совершенно безграмотно. Ведь далеко не каждый «инопланетянин» — является ИНОЙ формой жизни, носителем ИНОГО разума и наделен ИНЫМ внешним видом. Десятки тысяч планет населяют человеки, сородичи мои единокровные!

«Изучать Иной Разум» — так я сформулировал, когда стал взрослым. Если таковым стал, конечно… а не просто тешу себя иллюзией, что повзрослел.

В тот мрачный зелёный день я неожиданно понял, что для овеществления детской мечты мне совершенно не обязательно иметь диплом.

Достаточно энной суммы эквивалентов, дабы лишить суровую родину её нерадивого сына Анджея Лазеровица; проще говоря, чтобы на билет хватило, да на житьё-бытьё в первое время.

Диплом не являлся, конечно, сущностью лишней, сверх необходимого. Но для того чтобы его отстоять, необходимо было снова идти на какой-то компромисс с человеками, заставлять себя общаться с «соплеменниками». Значит — героически подавлять тошноту отвращения.

Так во мне незаметно вызрела новая болячка: гомофобия.

Некрасиво звучит. А что, связанное с человеком, звучит красиво?!

Лишь для Маленькой оставалась у меня лазейка — в самые потаённые глубины. Но лишь — до того судьбоносного дня. Уходя из оранжереи, с каждым шагом я закупоривал лазейку всё плотнее, пока не избавился от неё окончательно.

Раз и навсегда.

…С полгода я вкалывал на громадном лесопроходческом комбайне. Заработал кое-что. Собрал скудные пожитки, посетил могилу родителей, суперхлоркой землю обработал, чтобы трава, хандра зелёная, хоть с годик над отцом моим и мамой не колосилась; электропилу, в головах положенную, смазал хорошенько. (Помню, у деда Кифито, тоже ныне покойного, спросил я как-то: «Зачем пила-то, дедушка?», а он мне и ответил: «Положена, потому что положено!») Попрощавшись с прахом предков, я без задержек улетел.

Целью полёта, местом, куда воля направила моё тщедушное тельце, была Танжер-Бета — громадная межзвёздная база.

Сердцевиной ей служил лишь чуточку меньший чем планетоид астероид Клондайк. На нём ранее находились многочисленные горнорудные комбинаты. Запасы руды и минералов со временем истощились, но бросать сложившуюся, отменно функционирующую инфраструктуру было бы глупым, легкомысленным расточительством.

Вокруг комбинатов возникли жилые посёлки. Под поверхностью — в выработанных штреках — была разбросана масса всевозможных факторий; покупали-продавали они товары из всех уголков Освоенных Пределов. Снаружи — ни много ни мало — добрую треть поверхности занимали колоссальные посадочные терминалы.

Однако главной ценностью Танжер-Беты было её положение в пространстве. Точно так на Старой Земле в одночасье возвышались города, расположенные на перепутьях караванных путей (помню один лишь из них, да и то потому, что назван он был в честь одной из первых серий космических станций: «Вавилон»). Вот и база Танжер-Бета находилась на пересечении космических путей.

Будь иначе, какой безумец стал бы разрабатывать здесь железные и никелевые, а затем и прочие руды! Спустя чуть менее двадцати стандартолет после официального закрытия последнего рудника Танжер-Бета расцвела в полную силу. В нашем звёздном секторе в обиход даже вошло выражение «Все дороги ведут в Танжер-Бету». Не помню у кого, но встречал я это высказывание, зачем-то переиначенное для другого названия. «Все дороги ведут в Руму»… Спрашивается, где этот неведомый Рума расположен? Никто не имеет ни малейшего понятия. И о том, что оно такое, собственно. Мир, астероид, космостанция?

Зато о Танжер-Бете хоть краешком уха слыхали всё.

«Танжер-Бета из космоса похожа на дорогую, прихотливую драгоценность. Если к ней подходить с солнечной стороны, то металл башен, металлопласт куполов, пластеклит обзорных иллюминаторов и синтеглас галерей сверкают в ярком свете звёзд и причальных огней швартующихся и отчаливающих космических кораблей, подобно филигранно сработанному золотому пасхальному яйцу. Если с тёмной — то восхищённому взору открываются бесчисленные круглые, квадратные и многогранные окна и окошки, внешнее освещение, сигнальные огни, сияющие струи пламени, извергаемые дюзами тормозящих кораблей, построенных до появления двигателя Сидорова и всё ещё использующих реактивную тягу, а также фосфоресцирующие контейнеры, огненные следы скутеров и подобной им мелочевки, вспышки лазеров и бликующие высверки многократно отражённого света. Все эти бесчисленные источники излучений фееричными переливами цветовой гаммы придают базе сходство с мерцающим сказочным бриллиантом!» (Адоль Мангазее. «Базы и станции: три точки зрения».)