Мимо, как раз, проплывал сюжет, описывающий досуг Александра Македонского в покорённой Персии. Царь возлежал на коврах, а перед ним извивались в танце стройные девушки в бикини, прозрачных шальварах и с прикрытыми лицами. В отличие от Валеры, Александр явно получал от танца удовольствие.
– Как тебе красотки? – усмехнулся Муз.
– Вполне, – согласился писатель. – Их автор, вероятно, проводит вечера в стриптиз барах. Только к чему тогда писать о столь далёкой истории, если все твои знания о ней ограничиваются безграмотными фильмами и представлениями в соседнем кабаке.
– От чего же так? – откровенно подначивая, спросила его Муза. – Александр и по возрасту подходит, и рабыни перед ним танцевали.
Валера взглянул на улыбающуюся Музу.
– Ну, уж ты-то была там, и должна помнить. В то время не существовало ещё нижнего белья, даже простых трусов, не говоря уж о бикини, – ответил он ей в тон. – А первое подобие бюстгальтера и вовсе изобрели только в Римской империи, да и то далеко не сразу. Так что эти девочки должны танцевать перед царём либо голыми, либо в одних набедренных повязках.
– Хочешь, я тебе потом так станцую? – девушка игриво подвигала бёдрами.
Но Козорезов никак не мог успокоиться, ибо из него, как говорится, попёрло. Вся его неприязнь к произведениям, претендующим на историческую достоверность и их создателям, вырвалась, наконец, наружу.
– А что это за прикрытые лица? – возмущался он. – С чего бы рабыням закрывать лица от своего хозяина? Не говоря уже о том, что женщины даже свободные тогда ещё не были скованными догмами, не родившейся религии, и лиц не закрывали.
– Во даёт! – восхитился грек.
Танцовщицы давно уплыли в сторону Колыбели, а Валера всё кипятился, как забытый на плите чайник. А едва он начинал остывать, как Дорога преподносила очередной повод, словно кто-то специально подбрасывал дров в топку.
Теперь мимо шли пешие и конные, в шкурах, кольчугах, латах, а то и с голыми мускулистыми торсами героические воины всех времён и народов. Лица у них всех выражали суровую решимость умереть, не посрамив чести, в ближайшем же сражении. С жёнами и возлюбленными все они, похоже, уже попрощались, а с врагами собирались встретиться в ближайшем будущем, перебив попутно десятки и сотни их приспешников.
– Кто мне ответит, – вновь взвился Козорезов, – кто из авторов первым додумался поместить меч воина у него за спиной? Это же не карабин! Ладно ещё в фэнтази фильмах ради придания большей брутальности образу героя. Но в произведениях с претензией на историческую реалистичность! Ни в одну эпоху, ни в одной стране мира меч не вешали за спину!
Спутникам разбушевавшегося писателя становилось уже не до смеха. Они с ужасом представили себе, что начнётся, если на Дороге появятся сюжеты про средневековую Европу. Чистенькие, одетые в выглаженные камзолы от кутюр хорошо пахнущие бароны, образованные на столько, что между охотами и дуэлями пишут стихи прекрасным дамам. Это при том, что в действительности абсолютное большинство из них были тогда совершенно безграмотными. Одежда, хранившаяся сложенной в сундуках, выглядела соответственно, за неимением утюгов. И даже короли мылись не чаще пары раз за всю жизнь.
– А где их щиты? – не успокаивался, тем временем, Валера. – Конечно, щит мешает разглядеть стройность и мускулистость фигуры, но верить в то, что воин, хоть древнегреческий, хоть римский, хоть европейский ходил в бой с одним мечом – абсурд!
Спутники писателя переглянулись.
– Пора его отсюда уводить, – с тревогой произнесла Муза.
– Это точно, – согласился грек. – Благо здесь сюжеты двигаются медленно, промежутки между ними значительные, а Дорога не широкая. Переправимся все вместе.
Дружно подхватив, продолжавшего разгорячённо возмущаться Козорезова под руки, они силой потащили его на противоположную сторону. Им пришлось отвести его метров на пятьдесят и усадить на подвернувшуюся кстати кочку спиной к Дороге. Только тут им удалось перевести дух. А верная Муза ещё и привела в относительный порядок своего героя, расправив на нём многострадальный халат и пригладив волосы.
– Ему бы в критики, – подумала она вслух. – Видел, как распалился!
– Критиками, как и редакторами, становятся чаще всего несостоявшиеся писатели, – ответил ей Муз, – а мой автор скоро станет Великим писателем!
– Наш автор, – поправила девушка.
– Поздно спохватилась. Ты его оставила… как автора, – быстро добавил грек, заметив недобрый блеск в глазах спутницы. – Так что к нашей грядущей славе не примазывайся. Он только мой автор.
Какая слава, какое величие, думал меж тем, остывший Валера. Сижу почти голый посреди пустыни невероятного мира в странной компании, разговариваю с миражами, и гоняюсь за сюжетом, которого даже не помню. И что самое удивительное, отметил про себя он, ни есть, ни пить до сих пор не хочется. Может и я уже стал абстракцией. Может и впрямь предстоит сменить Великого слепого на посту мэра Города Затерянных Душ. Чем не карьера для писателя-неудачника.