Пожиратель

— Ник, но это ведь всего лишь действие накопителя, мы не боги, — рассмеялась Мирэлле. Изобретение нано-накопителя произвело бум в вымирающем мире Земли. Горстка выживших ученых обрела настоящее бессмертие: нано-машины из накопителя внедрялись в тело, омолаживая клетки организма, являлись стопроцентной защитой от болезней, даже физические повреждения, вроде переломов, заживали в разы быстрее. Человечество достигло столь желанного долголетия, вот только от самого человечества остались единицы после падения астероида. Последний бункер удалось покинуть лишь благодаря накопителям, так же, как и построить межгалактическую станцию.

— Это ты знаешь о накопителе и его действии, а для них все не так.

— Чушь, Ник, это чушь и не более того. Я им неоднократно объясняла, что я такой же человек, просто ученый.

— Проблема в том, что это пришлось объяснять.

Эпидемия энцефалита не входила в планы Мирэлле и Ника. Но разве подобная болезнь может входить в чьи-либо планы? Ранее занимавший позицию наблюдателя капитан не выдержал. Вооружившись вакциной, он стал плечом к плечу со старпомом, дав болезни бой, в котором теперь выиграли люди.

— Это все неправильно, они сами должны учиться сражаться с подобными проблемами. Черт, мы нарушаем цепи эволюции!

— Смирись, теперь и ты стал богом. Не было времени на обучение аборигенов таким глубинам медицины. Мы оказались беззащитны перед этими клещами.

— Я слабак, я не могу безучастно смотреть, как гибнут дети.

— Как говорил один замечательный писатель прошлого, трудно быть богом. Смирись, Ник. Так уж сложилось.

Город у подножья гор стал цитаделью двух ученых, прибывших на новую планету ради исследований более трехсот лет назад. Селения разрослись, превратившись в города, собравшие вокруг себя более мелкие поселения, занимающиеся сельским хозяйством, в то время как горожане переключились на ремесла. Незаметно для себя мир поделился на страны, и каждая из них начала постепенно определять свой путь. Николас и Мирэлле предпочитали не вмешиваться в зарождение политики, отдавая предпочтение продвижению наук и ремесел в жизнь туземцев. Сотни эмиссаров давно разъехались по миру, неся просвещение. Иногда один из ученых покидал планету и сквозь временную петлю возвращался на станцию.

— И все же временная петля чувствуется. У меня нет ощущения, что я провела там три сотни лет. Дни мелькают с невероятной скоростью, хотя, казалось бы, многое успеваю сделать, — жаловалась Мирэлле Ольге.

— Временной феномен в действии. Там ты двигаешься быстрее, потому и успеваешь, тело привыкает к обстоятельствам, но мыслительный процесс все равно не может адаптироваться к подобным изменениям. Три года — слишком мало, чтобы основной двигатель перестроился, — пыталась объяснить ГИЦ.

— Да я умом все понимаю, вот только принять не могу. Не успеваю привыкнуть к поколению, а на смену уже пришло другое. Калейдоскоп перед глазами. Нику проще.

— В чем же ему проще?

— Знаешь, он настолько проникся этими туземцами, что успевает за сменой поколений. Когда-то мне пенял, что становлюсь для них богом, а сам не заметил, как стал великим учителем, которого почитают сильнее, чем бога. Они в него верят, воздвигают храмы. Он запретил, переделывает эти храмы в школы и библиотеки, учредил академию. И как все успевает охватить мыслью?

— Плохо, все это плохо кончится. Я не могу представить, что происходит с этими туземцами, когда вы настолько ускорили прогресс.

— Да брось, Оль, давай без задвигов о миропорядке. Иногда мне кажется, что к нам тоже кто-то прилетал и много чего изменил для человечества.

— Мир, я не про миропорядок, я про вас с Колей. Помнишь, "нет пророка в отечестве своем". Не зря ведь сказано.

— Ты — Николас Благословенный? — темно-карие прищуренные глаза мальчишки смотрели настороженно и пристально.

— Просто Николас, можно даже Ник, — капитан с любопытством рассматривал малолетнего посетителя, не побоявшегося прорваться через все заслоны в нижние этажи новой академии.

— Почему ты их не спас?! Я ведь так просил, так умолял… неужели ты глух к нашим молитвам? — мальчишка неожиданно бросился с кулаками, благо достать мог лишь до груди Ника, но барабанил яростно, словно хотел пробить грудную клетку.

— О ком ты, мальчик? И как тебя зовут? Я не понимаю, о чем ты говоришь, — капитан перехватил руки мальчишки и попытался успокоить.

— Мои родители… они погибли… ты мог их спасти… и не спас… ты злой бог… — тот перешел от агрессии к слезам. Все же он был всего лишь ребенком лет семи.

— Малыш, я не бог, я всего лишь ученый, и такой же человек, как и ты.