Рядом виднеется заправка, и я заезжаю, паркуюсь кое-как рядом с колонками и выбегаю из машины.
Я вспоминаю родительский номер и пытаюсь совладать с дрожью в руках. Набираю не тот, поэтому приходится начать сначала. Хватая телефон двумя руками, я с трудом успокаиваюсь, пока идут гудки. Все еще идут.
Наконец, отвечает мама.
– Алло?
– Мама! Мамочка, ты меня слышишь?
–
– Мам, пожалуйста, ты… ты должна выслушать.
Но она не слушает.
– Ты
– Мам, пожалуйста…
– Что? В чем дело? Тебе нужны деньги?
Ну конечно же она подумает о деньгах.
– Не нужны мне ваши сраные деньги!
Сквозь трубку так и вытекает холод. Она, наконец, замолчала.
– …Мама? Мам, ты меня слышишь? Мам?
Она уже уходит в себя, бормоча под нос, пока передает трубку.
– …
– Эрин? – трубку берет папа. Его голос кажется мягким. – Все хорошо?
–
– Ты сейчас под кайфом?
Не под кайфом, папочка.
– Эрин, послушай меня внимательно, – резкий голос папы, кажется, режет даже трубку. – Не знаю, во что ты ввязалась…
– Ты не понимаешь, я…
– …но мы с мамой не станем терпеть такое поведение.
– Но… но папочка… – я не могу сдержать дрожи в голосе. Я чувствую себя такой маленькой. Он относится ко мне, как к клиенту, а не родному человеку. Собственной дочери.
– Что бы ты там ни натворила, довольно.
– Все ясно? Нам этого не нужно.
– Когда ты будешь готова вернуться домой…
– Мы найдем тебе лучшего специа…
Я швыряю трубку обратно. Я точно плачу, но совсем не чувствую этого. Родители готовы кидать мне деньги, если это исправит ситуацию. Или хотя бы замнет проблему. Но ни за что не захотят пачкать руки, даже если речь идет об их дочери.
И куда мне теперь идти?
Снова дома…
То, что должно было занять тридцать минут, убивает два часа, потому что я заблудилась на этих тропинках, а солнце быстро опускается за горизонт. Уже смеркается, когда я нахожу дорогу обратно в свою квартиру. Приходится звонить консьержу. Я проскальзываю внутрь и медленно поднимаюсь по лестнице, наконец добираясь до своей двери, но оказывается, в моей квартире кто-то есть. Сюда кто-то въехал.
– Что вы здесь делаете? – слышу я свой вопрос, но какой бы ответ ни дала женщина, я его не слышу. Она смотрит на меня так, словно я больна. Словно не хочет прикасаться ко мне.
Я хочу извиниться за то, что написала свое имя на стене спальни. Я предлагаю закрасить надпись, раз Эрин больше не здесь, но она меня не впускает. Ее губы шевелятся, но я не могу разобрать слов. Что-то типа
Мне некуда идти. Остался только дом.
Снова дома…
…тук-тук.
Никто не заметил, что меня не было.
Или им плевать.
Я поднимаюсь наверх к своему гнезду в детской. Мне нужно уединиться для своего следующего действия.
Я просовываю руку в щель шкафа и достаю пакетик на молнии, где прятала таблетки. Во время своих дежурств на кухне я запасалась дозами для особого случая.
Я никогда не глотала больше двух за раз.
На этот раз я беру пять.
Я знаю, что он проверяет меня. Его отсутствие – просто способ испытать мою любовь.
Но теперь мы навсегда можем остаться вместе.
Мне лишь нужно перейти на другую сторону.
– Сайлас? Я здесь… я уже иду, – может, он меня не слышит. Его слова все еще нацарапаны на стене, но буквы перестали быть четкими. Черная плесень разрастается.
Я выработала привыкание. Надо прорваться – сорвать завесу и нырнуть в загробную жизнь. Поэтому я проглатываю еще одну таблетку. И еще одну. Уже теряю им счет.
– Сайлас, я иду… – мне нужно отпустить это тело. Очистить дух от этой кожи.
Я уже не знаю, как давно ничего не ела. Глотаю только Призрака.
– Я готова, Сайлас. Пожалуйста. Забери меня. Забери меня отсюда.
Желудок сводит. Судороги сковывают все тело.
– Сайлас…
Меня рвет. Выходит только жидкость. Что-то все давит, прокладывая путь наверх. Язык распухает, прижимаясь к челюсти, и я задыхаюсь. Тонкий стебелек пульсирующего розового проталкивается мимо губ. На глаза наворачиваются слезы, но я могу лишь наблюдать, как шляпка раскрывается мясистым зонтиком, а пластинки колышутся нимбом прямо над моей головой.
Ко мне поворачивается дух –
Я пытаюсь откусить стебель, но зубы постоянно соскальзывают.