Пожиратели

Когда вся поляна потонула в хоре голосов, оставив нетронутым только островок вокруг человека, мужчина прильнул к кричащим телам, отделываясь от странного чувства – молчаливый клочок стал казаться ему более безумным, чем что-либо.

От шума разболелась голова; ноги с трудом удерживали тело в вертикальном положении – то и дело коленки, подрагивая, сгибались. Подумав об этом, Матвей почему-то решил, что его снова едят, и что – какая неудача – ему не удалось убежать. Надо бы опуститься на корточки, перед тем как ноги полностью отгрызут, но мужчина спохватился – если сядет, как же потом подняться?

Между кружащимися, погруженными в некое подобие транса, паразитами, Матвей на свою радость увидел человеческие спины. Он радостно рванул вперед, растягивая потрескавшиеся губы в улыбке, горя желанием облегчения.

Когтистая лапа полоснула по щеке, с легкостью разрезая кожу – уродливая царапина от уха до уголка рта – а Матвей лишь махнул рукой. Он лез и лез вперед, к людям, к людям, прыгающим вокруг самодельного алтаря, к людям, сталкивающимся друг с другом, тут же меняющим траекторию, к людям в набедренных повязках.

Это его не пугало – намного страшнее извращенные монстры вокруг и костер с лицом.

Впрочем, он все равно испугался.

Застыв возле омерзительно пахнущего паразита с гнилыми глазами, Матвей с прищуром вгляделся в человека, различая проступающие контуры поляны и паразитов в его теле. Он был почти материальным. Почти…

Матвей отшатнулся, почувствовал дробь камушек по щеке и закрыл лицо ладонями. Рядом пискнули паразиты, когда камушки коснулись и их. Они расступились в стороны, освобождая кольцо перед лицом Матвея.

В кольцо выпрыгнула голая женщина, и только после того, как мужчина стыдливо рассмотрел ее нагое тело и поднял глаза на лицо – только тогда Матвей узнал в ней старуху.

До старухи ей, конечно, было далеко, и женщина резво крутилась – как волчок, как юла, как бес, как сама жизнь, запутываясь в темно-каштановых волосах. Ее бледная кожа освещалась алыми всполохами огня, очерчивая контур бедер, груди и живота, и свет ласкал проклятое тело, дотрагиваясь до самых потаенных уголков.

Паразиты визжали, вытягивали все, чем можно было дотронуться до женщины, ловили ускользающую тень.

Матвей, не помня себя, тоже вытянул руку, и когда женщина приблизилась к нему – дотронулся до горячей кожи на животе. Он простонал нечеловеческим голосом, забыв о боли в ногах, о паразитах, о страхе, в конце концов, о том, что он – человек.

И в этом беспамятстве мужчина обрел покой.

На очередном круге тело женщины начало стремительно стареть – кожа на глазах обвисала, как расплавленная свечка. Это не утолило и не избавило от желания, наоборот, вознесло его на новый уровень.

На пике более не сдерживающие себя паразиты сомкнули круг, и старуха исчезла в переплетениях щупалец, лап, глаз и ног.

И Матвей тоже исчез.

И был он не Матвеем.

Его естество освободилось от тяжелой оболочки, которую тут же затоптало множество ног, и которую – даже после всего – мужчина нашел не сразу.

А костер горел.

Выбрасывал в толпу яркие искры.

И в улыбке его тонуло все.

Когда объятия чуть ослабли и вынесли Матвея из общего потока, он обнаружил себя полностью искусанным.

Кровь стекала по щекам, плечам, по разорванным клочьям рубашки, каплями застыла на сгибах локтей, на коленях. Он дотронулся до земли, и пятерня окрасилась в кровавый цвет.

Сколько же крови тут было?

Внезапно длинное щупальце обвило за талию, пытаясь пододвинуть к себе поближе. Под ногами и спиной ощущалось мирное шевеление. С другой стороны по щиколотке, вверх к бедру медленно ползло что-то похожее на змею.

Мысль родилась в голове мгновенно – он подумал, что надо бы найти старуху – и тут же умерла, задушенная склизкими отростками.

Но тут взгляд выхватил что-то из толпы. Что-то, что отличалось от всего остального. Матвей поначалу не придал этому значения, утопая в ощущениях, но искра сознания, как спичку, подожгла мозг, насильно заставила соображать.

За огромными бревнами, почти не различимый среди пожирающего хаоса, стоял человек. Он не участвовал в том, что делал Матвей. В его далеком взгляде можно было различить отвращение, страх и сдерживаемое возбуждение. Он смотрел точно на Матвея, не моргая, впитывая его образ, как губка.

Мужчина дернулся, пытаясь освободиться от бесовских объятий и наклоняясь телом ближе к тому неведомому незнакомцу, с не признаваемым желанием напугать, отвернуть от себя, проваливаясь между червями.

Чуть позднее с этим вожделением, оплетая нервные узлы, смешалась потребность стать невидимкой, чтобы слиться с паразитами, потому что этот незнакомец видел его именно человеческое тело. И точно на такое же тело смотрел сам Матвей.

В конце концов, что определяет в человеке – человека?

– Жаркие объятия, – шепотом заговорил кто-то прямо на ухо мужчине, – кровь, сплетение. Что ты ощущаешь во всем этом?

Матвей, почти затоптанный под ворохом лап, каждым сантиметром соприкасаясь с чужой кожей, не сводя глаз с таинственного человека, произнес:

– Древность.

Чья-то рука повернула его голову к себе.