Пожиратели

Ему хочется обнаружить свидетеля, хочется поделиться тем, что только что произошло. «Вот, смотрите…», – словно показывает мужчина. – «Я убил его. Я убил его. Я убил его…».

– Все в порядке? – спрашивает соседка.

Она давно состарилась, с трудом передвигала артритные ноги, но не могла упустить новую сплетню.

Ипсилон вспомнил ее в тот вечер, когда прибежал после убийства парня – ничего не изменилось.

– В полном, – кивнул.

Лицо и тело украшают лиловые синяки и потеки крови, но уходит Ипсилон так, словно ничего этого нет.

Мозг перестает зудеть, наверное, засевший там червь до отвала набил желудок.

Когда мужчина открыл входную дверь, впустив в коридор завывающий сквозняк, он не почувствовал взглядов соседей, высунувшихся в дверные проемы комнат, не почувствовал раскаяния или вины. Или боли.

Но почувствовал, как разрывается то, что так долго его сковывало.

Круг.

И чувство это разделил с ним Виталий Петрович, в нерешительности прижавший пальцы с аккуратно подстриженными ногтями ко рту.

«Беги! Беги! Беги!» – кричал он себе.

Старик потянулся ближе, гонимый желанием выпорхнуть наружу атрофированными крыльями с поредевшими перьями, столкнуться с вольным простором небесной синевы, щелкнуть расслоившимся клювом в рое мошкары. Но будь он птицей – был бы той, что не умеет летать. Той, что долго смотрела, как это делают другие, но так и не научилась сама.

– Виталий Петрович… – послышалось с кухни.

Дверь захлопнулась, размозжив птичий череп.

* * *

Паразиты.

Они здесь.

Они пробрались.

Все тело болит и искусано.

Матвей с силой сжал рукава свитера, пока костяшки пальцев не побелели.

Что.

– Черт, – проскулил он, царапая кожу ногтями.

Что.

Все его руки – от ладони до плеча – выглядели так, словно их ему прирастили.

– Убирайтесь. У-би-рай-тесь.

Он прикусывает губу и тут же ощущает металлический привкус. На пол падает капля темно-алой крови.

– Черт…

Что…

В ванной очень темно. Когда это лампочка успела перегореть?

Но Матвей и так видит, что у него на руках.

В темноте можно увидеть статическое электричество. Оно кусает пальцы, вспыхивая голубыми искрами.

Что?

Еще можно, если постараться, увидеть рождение или смерть.

Костер.

Сожжение.

Сожаление?

Желание.

ЧТО?!

Дверь ванной комнаты распахивается, озаряя светом чугунную плесневелую ванну и плесневелое тело.

Матвей кричит.

– Что?! – пугается женский голос. – Фу, Матвей, что тут у тебя происходит?

Хоть свет и превращает ее фигуру в черный силуэт, Матвей сразу различает в этом сгустке едва заметный блеск глаз.

Стекляшки.

– Матвей? – девушка хватается за рукав рубашки и тащит Матвея на себя.

Рубашка целая, как и тело – ни единой царапины. Все это осталось там. Там, заперто в коробке с серой крышкой и черным дном.

Она увидит руки.

Она увидит руки.

Она увидит руки.

«И я тоже увижу руки».

– Да, что это с тобой?

От яркого света – хотя на самом деле он очень тусклый – Матвей весь морщится.

Хорошо без глаз.

Он смотрит на взволнованное лицо, пытаясь сфокусировать взгляд.

– Ты станешь мошкой, блошкой, заскачешь по дорожке… – вдруг выдает.

Его встряхивают как бутылку с газировкой, когда хотят брызнуть фонтаном вверх, в самое небо.

– Ты пьяный, что ли? – сердится девушка.

«Это кто? Кто? Кто?».

– Эй, это Алена, але!

– А-а-а-а, Алена.

– Что с тобой такое? – волнение сменяется участием.

Таким мягким, как зефир.

– Я видел бога, нет-нет, богов. Они пытались меня сожрать, – быстро затараторил Матвей, схватив сестру за плечи.

Он навалился на ее маленькое тело, и маленькое тело с трудом держалось на ногах, хотя ему приходилось справляться с ношей и потяжелее. К примеру, стаскивать ледяное тело родителя с дивана. Или тащить на себе маленького брата, держа в другой руке тяжелую сумку.

– Смотри, они пожевали мои ноги. Я был как собачья косточка, за которую дерутся два питбуля. Нет. Грузовика. Два грузовика.

– Ты пьян! – с хрипотой восклицает Алена, отталкивая брата от себя.

Но он далеко не отлетит, этот брат.

Отступив на шаг, Матвей вдруг серьезно произносит:

– Голова гудит. Но стой, стой, – останавливая готовую вспыхнуть сестру, Матвей машет руками. – Я видел богов. Я трогал богов. Они ужасны! Я не хочу их больше никогда видеть.

Алена закрыла глаза и вздохнула.

– Ладно, что же, хорошо. Иди спать.

– Нет! – пугается мужчина. – Я засну и вновь окажусь в том месте. Это черное небо… – Матвея передернуло. – Черное море… Оно из крови, ты знаешь, полностью из крови. И паразиты…

– Опять, – раздраженно зашипела девушка. – Паразиты! Это из-за них ты с заказчиком никак не разберешься? И не убираешься… Тут такая грязь и вонь. Плесень, – Алена поскребла пальцем по стене. – Везде плесень, а в спальне – одна пыль. Что же это такое?

– Паразиты, паразиты, паразиты, – заскулил Матвей. – Пожирают меня, пожирают, пожирают. Как жить, как жить в одном мире с ними! Они здесь, они прямо здесь, во мне!

– Хватит! – закричала Алена, топнув ногой. – Ты, что же, хочешь вернуться в детство? Хочешь заснуть? Не просыпаться? Ты умираешь, Матвей! То, что пожирает тебя – это лень и отсутствие желания влиться в социум.