Пожиратели

– Нет, это у тебя нет желания понять! – Матвей почувствовал, как его слова ударяются о стену и возвращаются обратно. То же самое, наверное, ощущала и Алена. – Послушай меня! Мне нужна помощь! Паразиты съедят меня, если ты не услышишь! Нужно понять… кто они такие…

– Я лечилась у психотерапевта, это нормально, – перебила девушка. – Это нормально, нам со многим приходится бороться… Нет ничего постыдного. Я понимаю, что ты ощущаешь – тебе хочется спать, руки двигаются медленно и весят будто тонну. Но нужно бороться! Я прошу тебя, лечись. От депрессии сейчас куча лекарств.

– Но не от паразитов, глупая! Я должен узнать откуда они пришли! Это единственное, что важно…

– …номер хорошего врача, Матвей, – девушка вытерла выступившие слезы. – Как старшая сестра я обязываю тебя найти нормальную работу. Хватит, поигрался в художника. Завтра же придешь ко мне, я накидаю пару вариантов. И к врачу сама тебя запишу в ближайшие дни, – поправила воротничок на серебристом пиджаке. – Буду контролировать тебя постоянно, чтобы не сорвался. Заказчику сам позвонишь. Сегодня же, – погрозила она пальцем. – У тебя не должно быть долгов. Все. Хватит раскисать. Ну… – Алена приглашающе распахнула объятия. – Иди ко мне.

Матвей молча уставился на нее.

Девушка вздохнула и снисходительно подошла первая, крепко сжав брата.

Когда их тела соприкоснулись, мужчина изо всех сил постарался скрыть бешено бьющееся сердце у себя в груди.

«Мне кажется, родителей убила вовсе не лень…».

– Пожалуйста, Алена, помоги мне, – предпринял он последнюю попытку.

– Я помогу, мой милый.

– Раньше думал, что только я сошел с ума, а теперь мне кажется – будто весь мир, – девушка резко отстранилась, скрывая зевком стон разочарования. – Главное, чтобы снова изо рта ничего не полезло.

Матвей коснулся ладонью губ, не замечая, что сестра не смотрит.

– Знаешь, а я замуж выхожу, – дрожащим голосом произнесла Алена. Она была такая низкая, что с трудом доставала брату до груди. – Хотелось бы познакомить тебя с ним.

В ней было что-то от ребенка помимо роста. От ребенка обиженного, неудовлетворенного. От того ребенка, что лежал рядом с давно убившим себя отцом или гладил едва теплые руки матери.

Это был их выбор, их эгоистичный выбор, оставивший на произвол судьбы двух детей. Алену забрали дедушка с бабушкой, а Матвея…

Он любил лежать рядом со своей семьей и, выдергивая ниточки из дивана, вглядываться в белый пустой потолок.

Белым было все у него в голове. Белым было все до появления паразитов.

Он помнил, как Алена по ночам приходила и ложилась рядом с родителями, подбирая под себя холодные ноги.

Ему было все равно, а она хотела бы, чтобы ей хоть на день стало все равно? И в будущем забрав к себе брата, вытаскивая из него погубившую болезнь родителей?

Как можно вытащить пустоту – ее можно только заполнить. У Матвея она была не пустой коробкой или стаканом, которому когда-нибудь все же придется наполниться до краев, а черной всепоглощающей дырой.

И глядя на Алену сейчас, с теми же самыми детскими хвостиками, Матвею стало совестно.

– Я не знаю, что сказать, – сглотнул он.

«Прости меня, прости меня, прости меня. Просто… я очень глупый…».

– Я рад… Я познакомлюсь с ним, честно.

Алена кивнула.

Разве ему позволено страдать? Из них двоих плакать заслужила только Алена.

«Но семья не избавит от паразитов. Ни телефон, ни работа – ничего. Эти твари все еще здесь».

Она прошла в прихожую и открыла дверь.

Тягучая грусть разлилась по венам Матвея, наполняя ноги блестящим свинцом.

В воображении с пузырьками вытесняемого воздуха лопались картинки самого грустного, что только могло случиться, и в какой-то момент мужчина захотел, чтобы все это произошло в реальности.

«Они прячутся на помойках и на крестах церквей. Нужно очистить баки и снести церкви. Я еще… еще они в ядерных бомбах, на ракетах, на нотных тетрадях. Они входят в состав красок и чесночного хлеба. Они пригрели себе очень хорошие место – наши головы».

Дверь тихо закрылась.

– Алена? – спросил, вдруг очнувшись, Матвей.

Никого уже не было.

Тишина расступалась, пропуская со всех сторон шорохи и звуки.

И бой барабана.

Они медленно подступали к мужчине, как дождавшиеся своего часа хищники.

Одна милость больного мозга – Матвей вспомнил родительский дом. Отчего-то ему показалось, что он все еще спит на старом матраце в детской комнате и вот-вот проснется.

Иногда уже во взрослой жизни к нам возвращается чувство потребности в полной родительской защите. Оно похоже на то, как во время болезни, изнывая от ноющей зубной или головной боли, сглатывая шерстяной ком тошноты, мы требуем их прекратить наше мучение. В час крайней нужды родители превращаются во всесильных богов, и мы прощаем им то, что с утра они с нами завтракали, а ночью, возможно, не выспались.

Но откуда берется все это во взрослой жизни, порой, так удаленной территориально и эмоционально от отчего дома?

Почему ищет помощи наш аналитически сложенный мозг в такой нелогичной области как любовь?