– Как же глупо я попался! Ха, это должно было случиться, – грустно усмехнулся священник. – Столько лет скрываться и все испортить. Отчего же я подумал, будто ты один из нас? Сейчас вижу – совсем другой.
Ипсилон сверкнул глазами.
– Я не один из вас! – прошипел. – Такие, как ты… Меня тошнит от вас. Выведи меня сейчас же! Выведи из этого проклятого места!
– Нет, я не могу, ты выдашь меня.
– Да! Да! Ты – червь, грязь, сатана тебе не поможет! Свет разгонит вашу тьму!
– Верх становится низом, рабство – свободой. Я чувствую запах крови на твоих руках. Только для тебя рассудок – безумие. И я понял… – покачал головой Кирилл. – Вот почему ты со мной так разговаривал… Ты замышляешь что-то очень плохое, верно? Убийство? Вижу, я угадал. Ты убивал прежде? – Ипсилон отвернулся. – О! Ты такой же, как и я. Тогда, в зале, я увидел в этих глазах тьму, не обманывай меня, признайся, я не осужу. Ты ел людей?
– Нет!
– Но все равно убивал. Зачем?
Мужчина заметался вдоль стола, как тигр в клетке. Внезапно стал понятен интерес того ангелочка – по воле человеческого безрассудства его братья и он сам навечно поселились рядом с тьмой. А за вечность, думается, и ангела можно совратить.
– Выведи меня! Выведи! Выведи. Мне нельзя здесь находиться. Грязь. Грязь, сколько грязи. Мне нужно идти. Я должен… Уничтожить грязь…
– Грязь… Противоположность – это не грязь. Нет добра, нет зла. При обстоятельствах любой стандарт может быть изменен, а праведникам всегда нужен был противник.
Кирилл с шумом сполз на пол. Ипсилон не заметил – он был в бешенстве, – лжесвященник отодвинул одну из плит и достал из ямки кожаный сверток на тесёмках.
– Я знаю, зачем ты пришел. Можешь отрицать, но путь сюда ты нашел не просто так. Это место просто так не находят. Поначалу я удивлялся, отчего же все так? Отчего обычные люди не приходят? Теперь же, наверное, я устал, и усталость застилает мне глаза.
– Наверное, боги послали меня сюда, чтобы я увидел мерзость этого мира. Ничего. Ничего. Я избавлю… – Ипсилон сбился на шепот. – Спасибо, спасибо, что показали. Я уничтожу их всех. Изведу. Избранный должен…
– Боги! Им не нужны чужие руки. Убийство – единственное для чего они нисходят к нам. Не прикрывайся богами.
– Я отправлю тебя в ад! – закричал Ипсилон, брызжа слюной.
Он весь навалился на стол, ногтями впившись в древесину. Эхо от голоса рыком прокатилось по холодной комнате, спугнув пауков на потолке.
– Да, мне пора, а, может, я уже в нем? – Кирилл вернулся на стул и положил сверток на колени. – Я, признаюсь, ждал этого момента с надеждой. Может, даже такому ничтожеству найдется спасение у богов?
– Как ты смеешь? Ты не попадешь к богам.
– Ты ведь тоже ищешь спасение…
– Заткнись!
– …все его ищут. Все, что мы делаем в этом мире – ищем спасение. Иногда между ритуалами я думал, что на землю нас сослали за какие-то страшные грехи, а не за сорванный плод. Я признаю, что занимался недостойными вещами, ну, а ты признаешься? Когда впервые переступаешь границу дозволенного – думаешь только о следующем разе. Получится ли? Осмелюсь ли я? Когда же привыкаешь – начинаешь хотеть большего. Хотя, в нынешнее время я мог избежать дикого извращения… Это был уже мой выбор. Я знаю, чего ты хочешь, но ты так запутался. Где горит свет, Ипсилон? Он должен гореть в груди и согревать, а не быть все время впереди.
– Хочешь убить меня? – произнес Ипсилон. – Занять мое место? Сохранить тайну?
– Нет, мое место – в этом подвале посреди темноты. Здесь я себя чувствую на своем месте. В молодости мне, как и всем, хотелось чего-то великого, хотелось, чтобы все вертелось вокруг меня. Слава старости с ее потускневшими и облупившимися красками! Да, красками. Я стал находить себя на потрескавшихся картинах, на лоснящихся, точно кошках, стенах. Но лучше я буду таким – использованным и испытанным временем, чем никогда не знавшим холодного ветра и дождей. Это все ради моего самодовольства, я хочу, чтобы люди видели, через что я прошел. Ты видел Иисуса у входа? Вот это – я, такой же обнаженный перед всеми, подвешенный на крюках истязания.
Ипсилон ошеломленно замер.
– Чего ты от меня хочешь?
– Как ты… Что ты есть? Как ты таким вышел? Но – молчи! Я хочу видеть перед собой храбреца, а не сумасшедшего. Я знаю, к чему ты стремишься! О, твое тело само за себя кричит. И я не товарищ на твоем пути, я давно позади. Я лишь переминаю чужой опыт и живу, точно клещом, пока не изопью до последней капли. Но послушай…
– Закрой свой нечистый рот.
Лжесвященник улыбнулся.
– Во время наших ритуалов мне открывалась такая истина… Я ощущал себя единым с чем-то великолепным. Вкушая плоть, Он начинал говорить со мной, показывал такие потрясающие места и ужасающие глубины. Это было словно сном, и, просыпаясь, я почти все тут же забывал. Но нечто я запомнил и поделюсь этим с тобой, если ты кое-что сделаешь для меня, – смущенно промямлил Кирилл.
Ипсилон напрягся.
– С какой стати я должен для тебя что-то делать, черт?