Пожиратели

Но все же, мы жили, как обычные дети. До определенного момента. У Георга умер сосед, и назначили похороны. Пригласили и бабку, и Георга, он и меня позвал. Я не пошел, меня в дрожь от всего этого бросало. Уж не знаю как, но через пару часов после похорон он пришел ко мне, держа в руках завернутый в платок человеческий палец. Это был не соседа, по крайней мере, когда я завизжал, мне так успокоил Георг. Он предложил попробовать его на вкус. Потащил меня на улицу, разжег небольшой костерок и пожарил палец. Меня стошнило раз десять, наверное. Но все же, я не уходил, оставался там и смотрел. И делал вид, будто он меня держит. Он, конечно, чуть позже сказал: «Если хочешь – можешь уйти», – но я не ушел. Он снял с огня палец и протянул мне. До сих пор помню, как во мне боролись дикое отвращение и любопытство. Я уже решился, думал вот-вот протянуть руку, но нас застукали взрослые. Палец они не увидели, подумали, что мы голубя жарим. Ах, если бы увидели! Может, хорошая порка выбила бы всю дурь?

С тех пор Георга было не остановить. Он постоянно уходил куда-то один, и через полгода мы вообще не виделись.

Шли годы, я отучился, уехал в Москву, научился притворяться самым обычным человеком. Я думал: это все детское, переходный возраст. А тем временем семена в моей душе проклюнулись и дали побеги. И их корни разрывали мой мозг.

Москва развивалась, но все равно оставались места, где для отвратительного вполне можно найти свой угол. По велению то ли судьбы, то ли чей-то злой шутки, я нашел его. Мне было двадцать пять лет.

Я все же думаю, что это была злая шутка, я хочу так думать.

Однажды я напился и уснул возле помойки. У меня были свои проблемы, потому что мне нигде не было места. Я не понимал, как жить эту жизнь. За спиной у меня был жареный соседский палец, а впереди – полная неизвестность.

Меня разбудили голоса, яркий свет, крики. Я открыл глаза и увидел толпу людей, тихо напевающих какие-то ужасные песни. Они несли на носилках связанного человека, который яростно брыкался и вырывался, пытаясь выпихнуть изо рта кляп и закричать. Меня посчитали мусором, не заметили. Я смотрел во все глаза и, вспомнив вмиг тот туннель и костер, лежал неподвижно. Мне не было страшно. Когда они все прошли, я аккуратно последовал за ними, что было, кстати, не сложно – у последнего из них в руках была зажженная свеча, и ее свет стал моей личной путеводной звездой.

Люди дошли до заброшенного склада. Он давным-давно стоял, и никто не подумывал его сносить. Я обогнул склад, нашел хорошее место для наблюдения возле водосточной трубы – там доски прогнили, образовывая большую дыру. Чтобы видеть, что происходило внутри, мне нужно было встать на четвереньки и опустить голову, а она и так шла от алкоголя кругом.

Я помню открывшееся мне таинство и того человека, в пьяном бреду показавшегося мне многоруким Шивой с синюшной кожей.

Комнату освещали лишь миниатюрные языки чертей – языки огня. Они извивались, очерчивая контуры алтаря, тканевые гобелены, людей в черных плащах. Они резали ножами безжалостно и быстро, не обращая внимания на истошные вопли. Но я не мог – я закрыл уши руками. Плоть скользила с человека, как атласные ленты багрово-красного цвета. Я молился, чтобы это быстрее закончилось. Я спрашивал себя: почему никто из случайных прохожих не зайдет в этот проулок и не услышит эти крики? Почему? Почему никто не заходит? Правда, потом мне показалось, будто чей-то силуэт все же промелькнул… Такой сморщенный силуэт пожилого человека…

Те люди в плащах пели пугающие монотонные песни, слов которых я так и не смог разобрать. Откуда же мне было знать, что потом я и сам буду… Они вырезали на теле человека разные символы, а тот извивался, как червь, захлебываясь собственной кровью. Я хотел убежать, но мои ноги приросли к земле, и все словно говорило мне: «Смотри! Смотри!». И я смотрел. Не уверен, но после той ночи у меня появились первые седые волосы. Но как тебе объяснить? Я испытал такое облегчение после увиденного, словно из меня – как из воздушного шарика – выпустили лишний воздух. Это было падение? Падение. Я рад, что упал. Рад, что перечеркнул всю свою жизнь, подглядывая в дыру заброшенного склада.

Хруст костей и мерзкий звук разрезаемой плоти напомнил мне о том жареном пальце. И я всерьез побоялся, что нас всех сейчас застукают взрослые. Это ужасно, я знаю, но именно это выманило меня из своего укрытия. Я шел на запах человеческой крови, ощущая в себе жажду не прильнуть к ней пылающими губами, а жажду – разделить чувства с кем-то еще. В тот момент я понял, что нашел свое место, словно вернулся после долгого отсутствия домой. Я не боялся, будто завидев меня, сектанты просто перережут мне глотку, нет, я ждал от них понимания. Так и случилось. Я был не бродягой, от голода не брезгающий ничем, и не стукачом. Я был их человеком.