Пожитки. Роман-дневник

Внутренняя адвокатура пасует. Возможно, я пренебрег формальностями. Другой бы похоронил на антресолях, окунул в пыль, морок забвения. Или постоял бы над помойкой, роняя намеченные к случаю пустотелые слезы. А потом бы забыл обо всем – сразу и навсегда, как велят принципы душевного здоровья. Но факт остается фактом: «с того дня потянулись лишь кривые, глухие, окольные тропки». Ведь было подобное. Было еще. Много… До и после.

Совершенство выворачивается наизнанку, притупляется слух. Расстройщик аппаратуры, навсегда поселившийся в дурном храме, натягивает нервы избирательно. Гармония становится деликатесом, который с трудом переваривается, а среди красоты вечных мелодий все чаще мелькают странные звуки, какие-то посторонние шумы, которых быть здесь не должно. Не могут они быть здесь, никак. Но они становятся все навязчивей, неотвратимей, они приближаются, набирают силу, от членораздельности их уже не отмахнуться. Я распознаю этот хаос, я различаю слова. Так начинается утро плохого школьника, или день перед жутким похмельем, или вечер человека, потерявшего надежду.

– Милый, ты еще жив? Я вижу, что жив. Подбери слюни и заканчивай притворяться. Мы все еще в дерьме…

Кого нужно прикончить, чтобы избавиться от правды? Я хочу музыку, только музыку! Прекратите будить меня! Прекратите повторять:

– Мы все в дерьме, ты слышишь? Да-да. И не отворачивайся, это не поможет.

Демонстрация

Истуканов становится больше – деревянных, резных, лакированных, темно-желтых, в человеческий рост высотой. Иногда видишь ошеломленную мартышку, засунувшую кончики пальцев руки себе в рот: «Ай, что делается-то?! Что ж теперь будет-то?!» Иногда мишку косолапого (по сути – кривобокого), совершенно безмолвно постигающего всю нелепость своего местонахождения – на границе выхолощенного леса и бойкого шоссе. По идее властей истуканы должны сообщать Городу осязаемую прелесть, способствовать уюту. Тут вам молодые семьи с колясками, а поблизости резные фигуры. Пасторально, господа. Умилительно! Нет, правда-правда…

Якобы уместные фигуры, пасторальные господа и я – на горном велосипеде с резными шинами навыпуск.

Не успев толком отъехать от подъезда, я увидел это исчадие. Моложавое черное тело, обтянутое блесткой шкурой. Вытянутое рыло лоснится коричневыми проталинами. Движения явно бесноватые.

Представьте слепую пулю-не-дуру. Вот-вот, она самая. В простонародье – доберман.

Мириться с новой модой – отпусканием подростков-доберманов в вольное плавание – ох как не хотелось!

За какую-то секунду я вообразил хозяина собаки. По квартире мечется туловище в спортивном костюме. Глаза утонули в лице. Причудливые мысли текут, заполняя нестандартный рисунок извилин. Наконец он принимает решение и дарует своей любимой твари свободу.

Лицо лоснится лосьоном.

Входная дверь распахивается, синхронно с акульим ртом.

– Гуляй, детка. Иди. Принеси папе гостинчика …

Заметив меня, доберман слегка обуздал хаос движений. Я понял: первым должен был умереть мой велосипед.

Утробное рычание опередило укус. Тупая скотина едва не попала под колесо.

Какое-то время все повторялось. Доберман снова и снова пытался сожрать велосипед, а я едва успевал лавировать, чтобы не переехать его пополам.

Видимо, со стороны мы смотрелись очень мило, если, конечно, принимать сатанинское рычание собаки за ребячий азарт, а мою бессильную матерщину за умиротворяющую новацию.

Кое-как выехав на шоссе, я прибавил скорости, отчего доберман пришел в неописуемое возбуждение. Рычание окрасилось хриплым скулежом, атаки на переднее колесо участились.

С ужасом я рассмотрел одну деталь, способную погрузить в обморок любого мало-мальски впечатлительного человека. Морда псины была туго перевязана изолентой (!!). Только благодаря ей колеса осаждаемого велосипеда оставались пока целыми. Наверное, формально учитывая щенячий возраст четвероногого убийцы, его хозяин не озадачивал себя поисками намордника. Хотя его питомец вошел в форму. Что и доказывал сейчас с легкостью.

Мы сумасшедше неслись по дороге. Рыло породистого ублюдка на полном ходу тыкалось в рифленую шину, издавая тошнотворные резиново-пилящие звуки. Обычный зверек уже давно бы преставился. Но когда вы в последний раз видели что-нибудь полноценно обычное, тем более породистое и в то же время психически не больное?

Погоня продолжалась на расстоянии целого километра. Завершил ее слишком крутой поворот. Я смог в него вписаться, а доберман поскользнулся на пыльной обочине и с жутким воем улетел в канаву.