Читаем Пожитки. Роман-дневник полностью

Дорога и в самом деле, как говорится, «внушает». На громадной полке шириной в комнату закольцованы рельсы, по ним бегает с соответствующим звуком и горящими фарами локомотив. К локомотиву прицеплен один почтовый вагон и два пассажирских. Причем последние делятся на классы – первый и второй. Уже закуплена станция, фонари и лавочки для нее. Есть специальный грунт нескольких сортов – делать насыпь. Допускаются различные уровни полотна, развилки и тупики. Допускается вообще все: различные ландшафты со всевозможной растительностью и временами года. Хочешь – заснеженные Альпы. А хочешь – индустриальный городок, с магазинами, бензоколонками, различной инфраструктурой. Люди самых разных специальностей по отмашке начнут жить в городке и работать, приходить на станцию, уходить со станции. Делать покупки, посещать кафе и рестораны, нарушать правила дорожного движения, попадать в полицию, устраивать митинги протеста. Банды подростков начнут громить родной стадион после проигрыша любимой команды, а потом примутся увечить друг друга. Политики в преддверии выборов оросят улицы завлекательными прокламациями. Традиционно понаобещают рай на земле и ничего, конечно, не выполнят. Вспыхнут волнения. Пулеметы застрочат. Закапают водометы. И того мало! Четыреста девятьсот восемь частных автомобилей сожгут за одну ночь. Хаос. Комендантский час. Вокзал заняли национал-большевики. Один из поездов (с валютой и золотыми слитками) пущен под откос. Святыни попраны. А под конец всего и вся из ближайшего горного тоннеля вылезет бен Ладен и, потрясая ядерной дымовой шашкой, скажет: «А я предупреждал…»

По достоинству оценив приобретение, я заметил:

– Но ты же понимаешь – с таким хобби можно возиться до бесконечности. Это все равно что ребенка родить.

– Понимаю, – ответил Рома. – Есть только маленький нюанс.

– От железной дороги всегда можно отказаться, – первым сказал я.

– От железной дороги можно отказаться, – повторил Рома. – А от ребенка не откажешься.

Да – это факт.

Грузин – водитель машины, которую мы поймали, – согласился отвезти нас всего за двести рублей. Из сломанного бардачка в машине торчал старый номер журнала, который я редактирую. Рома, конечно, не мог пройти мимо такого совпадения и с гордостью сообщил – кто является уважаемым пассажиром. Грузин сразу начал возбуждаться:

– Вах! (Или «вай!», точно не разобрал.) Дорогой! Ты правда там работаешь?!

– Правда.

Я с трудом удержался от того, чтобы дать Роме подзатыльник.

– Прямо там вот пишешь все?! – не унимался грузин.

– И читаю…

– Вай! (Или все-таки «вах!»?)

Он замолк, но только на минуту.

– Слушай, дорогой! А ты, когда вот… статьи свои. Про политику, экономику тоже делаешь?

– Конечно… Что важно, про то и пишем.

– И про Грузию?!!

– И про Грузию тоже.

– Слушай, дорогой! – подскочил грузин. – Я тебе так скажу: Саакашвили не тот, за кого себя выдавает!

Это было началом конца. Первые десять минут водитель еще как-то дозировал политинформацию, но потом разошелся не на шутку. Он сыпал цифрами, разворачивал подоплеку, обращался к истории, заклинал прогрессивное человечество «поиметь совесть». Оценка проблем с поставками оружия сменялась вопросами обустройства диаспоры, а геополитические особенности кавказцев – социальной ассимиляцией избранных. Разумеется, такие слова, из-за отсутствия их в рабочем лексиконе, он не употреблял, однако щедро компенсировал пробелы словарного запаса обилием междометий, экспрессией, жестикуляцией и элементарными криками, с каждой минутой все более напоминавшими вопли. Энергия от него исходила такая, что мне периодически казалось, будто машину изнутри озаряют всполохи мертвенно-белого света. Мы двигались рывками, толчками, забывая переключать скорости, вихляя из стороны в сторону. Через какое-то время, когда милицейский пикап уже откровенно прижал нас к бордюру, заставив остановиться, я догадался, что белый свет происходил от мигающих сзади фар. Милиция долго убеждала нас обратить на себя внимание, однако сирену и громкоговорители почему-то не использовала. Наверное, наблюдая за нами со стороны, они решили, что в «жигулях» раскатывают обдолбанные маньяки. Нас окружили пять или шесть представителей правоохранительных органов, которые вели себя на удивление мягко. Водитель принялся разворачивать простыни доверенностей, прав и регистраций. Меня тоже попросили предъявить документ. Я предъявил. Отпустили нас довольно быстро. Вторая часть кавказской лекции оказалась не слабее первой. По выходе из машины я не поленился поблагодарить Рому во всех матерных выражениях, которые смог вспомнить, но он слушал не меня, а трубку мобильного телефона. Выслушал и нажал кнопку отбоя. Лицо его заметно омрачилось.

– Нужно срочно подъехать на стройку… Ты ведь меня не бросишь?

Это прозвучало трогательно.

– Не брошу, – ответил я.

И мы поехали.

Перейти на страницу:

Все книги серии Для тех, кто умеет читать

Записки одной курёхи
Записки одной курёхи

Подмосковная деревня Жердяи охвачена горячкой кладоискательства. Полусумасшедшая старуха, внучка знаменитого колдуна, уверяет, что знает место, где зарыт клад Наполеона, – но он заклят.Девочка Маша ищет клад, потом духовного проводника, затем любовь. Собственно, этот исступленный поиск и является подлинным сюжетом романа: от честной попытки найти опору в религии – через суеверия, искусы сектантства и теософии – к языческому поклонению рок-лидерам и освобождению от него. Роман охватывает десятилетие из жизни героини – период с конца брежневского правления доельцинских времен, – пестрит портретами ведунов и экстрасенсов, колхозников, писателей, рэкетиров, рок-героев и лидеров хиппи, ставших сегодня персонами столичного бомонда. «Ельцин – хиппи, он знает слово альтернатива», – говорит один из «олдовых». В деревне еще больше страстей: здесь не скрывают своих чувств. Убить противника – так хоть из гроба, получить пол-литру – так хоть ценой своих мнимых похорон, заиметь богатство – так наполеоновских размеров.Вещь соединяет в себе элементы приключенческого романа, мистического триллера, комедии и семейной саги. Отмечена премией журнала «Юность».

Мария Борисовна Ряховская

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Дети новолуния [роман]
Дети новолуния [роман]

Перед нами не исторический роман и тем более не реконструкция событий. Его можно назвать романом особого типа, по форме похожим на классический. Здесь форма — лишь средство для максимального воплощения идеи. Хотя в нём много действующих лиц, никто из них не является главным. Ибо центральный персонаж повествования — Власть, проявленная в трёх ипостасях: российском президенте на пенсии, действующем главе государства и монгольском властителе из далёкого XIII века. Перекрестие времён создаёт впечатление объёмности. И мы можем почувствовать дыхание безграничной Власти, способное исказить человека. Люди — песок? Трава? Или — деревья? Власть всегда старается ответить на вопрос, ответ на который доступен одному только Богу.

Дмитрий Николаевич Поляков , Дмитрий Николаевич Поляков-Катин

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее