Читаем Пожитки. Роман-дневник полностью

Вот и заветная комната для справления нужд сильного пола. Кстати, раньше она называлась «комнатой для пеленания ребенка». Я не глядя распахнул тугую дверь и оказался в мужском туалете… битком набитом женщинами!

Эти уроды зачем-то поменяли туалеты местами!!!

– Здрасти… извините… – пролепетал я, толкаясь задом в противоположном направлении.

Воплей не случилось. Смеха, впрочем, тоже. Хотя несколько приветливых и, как показалось, одобряющих улыбок я все же поймать успел. После чего в некотором ополоумении вышел в общий тамбур и двинулся в дверь напротив. Там находились свои. Я зашел в кабинку, вынул член и принялся уговаривать себя помочиться. Это, учитывая сложившийся эмоциональный фон, оказалось совсем не просто. Тем не менее процесс вскоре пошел. Наружу я выбрался вдвойне удовлетворенный, ведь все-таки облегчился хоть и в мужском формально туалете, но который раньше годами являлся женским и в каком-то ментальном смысле, в смысле определенной «намоленности», таковым оставался до сих пор. Если бы не аромат новеньких стройматериалов, которые использовали ремонтники, запах, характерный для именно женских отходов жизнедеятельности, долго-долго бы еще витал здесь. С ним очень трудно бороться, с запахом.

По контрасту, гуляя вечером по разным улочкам с их агрессивно-пресной архитектурой, ощущая тьму, холод, неуверенность в твердости почвы под ногами, да и вообще любую неуверенность, наблюдая мешанину транспорта, усугубляемую броуновским движением толп, замечая множество лиц, поврежденных одной и той же снулостью апатии пополам с бесцельной, спорадически вспыхивающей злобой, я должен был не только думать о качестве заполняющего мою жизнь говна, но и как-то на него реагировать, симметрично откликаться, хотя бы только для того, чтобы себе самому доказать – я-то нормальный, я-то все понимаю, все чувствую, как нужно ощущаю, ибо жив покамест и, наверное, хочу жить еще какое-то время. Но вместо этого я тихо, отчужденно плелся вперед, набирая снежные сугробы на своей голове и плечах.

Стоит ли жаловаться? Я вне категорий «жертва» и «преступник», ибо животного во мне намного больше, чем ангельского. Возможно, я – наиболее совершенная часть общества. Человеческое лишь напоминает мне о смерти, все остальное продиктовано тщательно законспирированным зверем внутри.

Хорошенько обдумав все это в течение дня, я почувствовал тишину вокруг, горечь. Пустоты внутри зияли, требуя наполнения. Прискорбность разума сподвигла меня на покупку пива по цене сто восемь рублей за бутылку. В пик вечернего отоваривания обошел стороной супермаркеты и направил стопы в сторону того крохотного магазинчика, где меня всегда узнают с порога и в ответ на «добрый вечер-утро» отвечают «вам как обычно?». Мне рады во всех ближайших магазинах, торгующих спиртным. Когда я захожу, представители обслуживающего персонала здороваются первыми, улыбаются приветливо и подают именно то пиво, которое я предпочитаю, – без лишних слов и с явным удовольствием, поскольку уважают, помнят, чтят, можно сказать, верного клиента. А выдрессировать продавцов очень просто. Просто, выбрав место, нужно посещать его в одно и то же время, приходить ежедневно, говорить обязательно «добрый день» (или «вечер»), на прощание не забыть сказать «всего доброго», заказ делать внятно и четко, хорошо поставленным голосом.

– Будьте добры, – говорю я обычно, – мне, пожалуйста, четыре бутылочки пол-литровых и одну ноль тридцать три.

Помню, Кармен всегда бесила моя слабость к уменьшительно-ласкательным суффиксам. Услышав, как я прошу «бутылочку пива», она могла желчно добавить:

– И еще пачечку жувачечки не забудь.

К сожалению, сегодня лучшая и, по совместительству, видящая меня насквозь сотрудница отсутствовала. Вместо нее прилавок обживали целых две, поэтому толку от них было меньше ровно вдвое. Очередь скопилась на десяток человек. Я занял последнее место, после чего какой-то посетитель лет пятидесяти, с выбритыми насмерть висками, в той же степени загашенный, но отчего-то чистенько одетый, изогнулся наподобие метафорической гиперболы и знаком показал, что между мной и предпоследним «пассажиром» числится он. Я с достоинством кивнул в ответ. Затем клиент, притоварившийся в ту же секунду, отшвартовался от прилавка с жидкой провизией. Замеченный мной первый протянул молитвенно руку навстречу. Отоваренный недобро глянул. Видимо, они друг друга хорошо знали.

– Чего тебе?

Чистенький по-тихому, умоляюще объяснил, сказав нечто вроде:

– Мневнебыхотьтриприврегмоньебта.

Ответчик серьезно задумался, потом в сердцах воскликнул:

– Вот прям щас треснул бы тебе в лоб!..

Но зашарил по карманам в поисках мелочи, кое-что достал, уронил одну из монеток и сам же нагнулся за ней, как подлинный человек.

– Э-э, – сипнул чистенький, принял милостыню и шагнул к прилавку.

Тем временем подошла моя очередь.

– Мне, – говорю, – три штучки. По сто восемь.

От шока чистенький начал выздоравливать буквально на глазах:

– Сколька?!!!!

Но я даже не обернулся в его сторону.

– А… это… что? – не унялся он.

– Пиво, – сквозь зубы пояснил я.

Перейти на страницу:

Все книги серии Для тех, кто умеет читать

Записки одной курёхи
Записки одной курёхи

Подмосковная деревня Жердяи охвачена горячкой кладоискательства. Полусумасшедшая старуха, внучка знаменитого колдуна, уверяет, что знает место, где зарыт клад Наполеона, – но он заклят.Девочка Маша ищет клад, потом духовного проводника, затем любовь. Собственно, этот исступленный поиск и является подлинным сюжетом романа: от честной попытки найти опору в религии – через суеверия, искусы сектантства и теософии – к языческому поклонению рок-лидерам и освобождению от него. Роман охватывает десятилетие из жизни героини – период с конца брежневского правления доельцинских времен, – пестрит портретами ведунов и экстрасенсов, колхозников, писателей, рэкетиров, рок-героев и лидеров хиппи, ставших сегодня персонами столичного бомонда. «Ельцин – хиппи, он знает слово альтернатива», – говорит один из «олдовых». В деревне еще больше страстей: здесь не скрывают своих чувств. Убить противника – так хоть из гроба, получить пол-литру – так хоть ценой своих мнимых похорон, заиметь богатство – так наполеоновских размеров.Вещь соединяет в себе элементы приключенческого романа, мистического триллера, комедии и семейной саги. Отмечена премией журнала «Юность».

Мария Борисовна Ряховская

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Дети новолуния [роман]
Дети новолуния [роман]

Перед нами не исторический роман и тем более не реконструкция событий. Его можно назвать романом особого типа, по форме похожим на классический. Здесь форма — лишь средство для максимального воплощения идеи. Хотя в нём много действующих лиц, никто из них не является главным. Ибо центральный персонаж повествования — Власть, проявленная в трёх ипостасях: российском президенте на пенсии, действующем главе государства и монгольском властителе из далёкого XIII века. Перекрестие времён создаёт впечатление объёмности. И мы можем почувствовать дыхание безграничной Власти, способное исказить человека. Люди — песок? Трава? Или — деревья? Власть всегда старается ответить на вопрос, ответ на который доступен одному только Богу.

Дмитрий Николаевич Поляков , Дмитрий Николаевич Поляков-Катин

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее