Читаем Пожитки. Роман-дневник полностью

Чистенький постигал.

– Тык… сто восемь… это че?!

– Рублей!!! – встряла продавщица.

Клиента она лишилась. Передвигая нетвердые ноги, чистенький вышел на улицу. С ним произошел тот редкий случай, когда брутальные жизненные обстоятельства затмевают намерение выпить.

Однажды мне пришлось сюда прийти совсем по другому поводу. Наша укромная хатка готовилась к демографическому взрыву. Часть вещей уже отошла в Провинцию. Перевозка вылилась в четырехдневную эпопею с потом, натужением, переговорами и консультациями, сомнениями и опасениями, хотя изначально говорилось по-ангельскому невинно: «Надо бы книжки отсюда перевезти. И шкаф один». Я так и не понял: то ли я стал уже настолько чахл, дряхл, сухл и плохл, что для меня «книжки и шкаф один» превращаются в эпопею, то ли действительно от желаемого до действительного – дистанция огромного размера? Целых два дня ушло только на пакование вещей в коробки, которые я в винном как раз и приобрел. На второй день имеющая со мной дело молоденькая продавщица ярко выраженной азиатской наружности, не удержавшись, спросила:

– А зачем вам столько коробок?

– Да мы переезжаем, – ответил я. – Коробки, чтобы книги паковать.

Она задумалась. Потом с плохо скрываемым волнением задала еще один вопрос:

– А куда переезжаете? За границу?!

Ее коллега за прилавком возмутилась:

– Ох и любопытная же ты! Давай работай!

– Нет, не за границу, – успокоил я азиатскую труженицу, – в Провинцию.

Но ход ее мыслей меня позабавил. Видимо, она пребывала в твердой уверенности, что уезжать из вавилонов могут только ненормальные люди. Однако, по количеству коробок оценив размер моей библиотеки, поняла, что мы – люди нормальные и, более того, уважаемые. А уезжать из вавилонов уважаемые люди могут только за границу. В общем, я порядком озадачил несчастную.

В день отправки вещей на фоне ожиданий тяжкого труда меня посетила освежающая мысль: а не пригласить ли для погрузки алконавтов из все того же винного? Возник спор о том, сколько надо заплатить. Свалившаяся с Луны Девушка, которая «разбирается» в рынке труда, в том, сколько что стоит, досконально и которую в этом смысле до сих пор никто еще не развенчал, ибо в конечном итоге за все приходится отдуваться мне, заявила, что ста рублей будет предостаточно. Я настаивал на трехстах, поскольку могу легко конвертировать рублевые суммы в реальную валюту, а ту потом мысленно обращать в насущный продукт. Девушка, вздымая очи, категорически выступила против трех сотен. В результате остановились на двух. Естественно, алконавтов, денно и нощно ошивающихся около магазина, в нужный момент на месте не оказалось. Они появились минут через пять, озабоченно неся две большие сумки, – в одной гремела пустая стеклянная тара, на дне второй ютился нехитрый закусон. Я коротко объяснил суть дела:

– Надо бы вещи перенести.

– Где? – последовал столь же деловой в своей краткости вопрос.

– Здесь за углом. Дальний подъезд.

– Когда?

– В полдень. Машина подъедет.

– А щас?

Я посмотрел на часы.

– Щас – десять минут двенадцатого.

– Вещи какие?

– Немного. Три сумки. Полтора десятка коробок. Шкаф один для одежды, но он разобран. И два книжных стеллажа, легкие, из деревяшек сколоченные. Плачу двести рублей.

– Этаж какой?

– Второй! – радостно объявил я, понимая, что данное обстоятельство окончательно решает дело в мою пользу.

За время выяснения подробностей компания алконавтов заметно увеличилась. Я даже смекнул, что придется провести между ними тендер на замещение вакантных должностей. Не мог же я, пока Девушка ездит по делам, одновременно следить за аккуратностью погрузки и контролировать вещи в квартире. Любой из приглашенных хмырей запросто мог сунуть не глядя за пазуху горстку CD или DVD. Типа «там разберемся». А мне потом что? Убивать ветер в поле?

– Второй этаж! – радостно объявил я.

– Не… неохота…

И они, как по команде, начали разбредаться.

У меня отвисла нижняя челюсть. Неужто двести рублей для пропойцы теперь мелочь?! Они берут пол-литра не более чем за пятьдесят. Получается целых два литра! Ну ладно, пусть полтора литра плюс какой-нибудь плебейский сырок. Все равно заслуженно получается. Тем более работы там минут на десять.

– Ну ее на … – флегматично заметил кто-то из алконавтов. – Коробки таскать. А хрен его знает, какие коробки. Может, ее, одну эту коробку, вообще не поднять, ни х…

Разумеется, уточнять вес коробок я не стал – настолько поразился низости этих двуногих, иногда прямоходящих. Подлый люд – вот им блистательная, исчерпывающая характеристика. И не потому подлый, что гадостей успел наделать, а подлый заведомо, изначально, душой потенциально хуже собаки.

Я так думаю, что не водка низвела их до крайности; наоборот – они, задолго до приобщения к дурману, подспудно искали его, стремясь обрести хоть какое-то подобие гармонии между собой и миром вокруг. Потом уже процесс стал двусторонним: воссоздание хама, примитивизация отброса человеческого сделалась необратимой.

Перейти на страницу:

Все книги серии Для тех, кто умеет читать

Записки одной курёхи
Записки одной курёхи

Подмосковная деревня Жердяи охвачена горячкой кладоискательства. Полусумасшедшая старуха, внучка знаменитого колдуна, уверяет, что знает место, где зарыт клад Наполеона, – но он заклят.Девочка Маша ищет клад, потом духовного проводника, затем любовь. Собственно, этот исступленный поиск и является подлинным сюжетом романа: от честной попытки найти опору в религии – через суеверия, искусы сектантства и теософии – к языческому поклонению рок-лидерам и освобождению от него. Роман охватывает десятилетие из жизни героини – период с конца брежневского правления доельцинских времен, – пестрит портретами ведунов и экстрасенсов, колхозников, писателей, рэкетиров, рок-героев и лидеров хиппи, ставших сегодня персонами столичного бомонда. «Ельцин – хиппи, он знает слово альтернатива», – говорит один из «олдовых». В деревне еще больше страстей: здесь не скрывают своих чувств. Убить противника – так хоть из гроба, получить пол-литру – так хоть ценой своих мнимых похорон, заиметь богатство – так наполеоновских размеров.Вещь соединяет в себе элементы приключенческого романа, мистического триллера, комедии и семейной саги. Отмечена премией журнала «Юность».

Мария Борисовна Ряховская

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Дети новолуния [роман]
Дети новолуния [роман]

Перед нами не исторический роман и тем более не реконструкция событий. Его можно назвать романом особого типа, по форме похожим на классический. Здесь форма — лишь средство для максимального воплощения идеи. Хотя в нём много действующих лиц, никто из них не является главным. Ибо центральный персонаж повествования — Власть, проявленная в трёх ипостасях: российском президенте на пенсии, действующем главе государства и монгольском властителе из далёкого XIII века. Перекрестие времён создаёт впечатление объёмности. И мы можем почувствовать дыхание безграничной Власти, способное исказить человека. Люди — песок? Трава? Или — деревья? Власть всегда старается ответить на вопрос, ответ на который доступен одному только Богу.

Дмитрий Николаевич Поляков , Дмитрий Николаевич Поляков-Катин

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее