Пожитки. Роман-дневник

Бабка пустилась в россказни о многострадальном детстве, проведенном среди пасторальных коров, но закончить ей не дали, сунули лист бумаги с ручкой и принялись диктовать: сначала целыми предложениями, потом отдельными словами, наконец, по буквам, некоторые из которых у «писательницы» упорно не получались. Рассмотрев азы клинописи, выданные старушенцией, приемщица документов решительно пресекла наши попытки соблюсти установленный регламент.

– Нет, так дело не пойдет! – заявила она.

Мы заметно напряглись.

– А как? – спросила maman.

– Ну как… Обращайтесь к нотариусу. Он составит бумагу по всей форме, заверит ее, а бабушка ваша потом распишется, и все. Когда привезете, тогда и продолжим.

В отчаянии я придумал новое для русского языка матерное слово, каковое тут же поглотила буря тщательно скрываемых эмоций.

Но делать было нечего, предстоял визит к нотариусу в оставшееся до конца рабочего дня время. Вызвали такси и отправились на другой конец Города. Через три часа нотариальная контора закрывалась. Страждущих между тем хватило бы часов на тридцать непрерывной работы.

Бабка вступила на территорию приемной, демонстративно налегая туловищем на палку, и без всяких «здравствуйте» и «кто последний?» осведомилась:

– Куда мне войти?

– Никуда еще, – сквозь зубы откликнулась maman. – Сядь вот здесь и сиди. Тебя позовут.

Бабка уселась, на всякий случай причитая:

– Надо же… подумать только… завезли меня в такую даль…

На робкое предложение maman пустить девяностолетнюю больную старуху без очереди очередь хором ощетинилась, вздыбила шерсть и выставила клыки. Начался аction-2, куда более отъявленный, по сравнению с предыдущим. Собравшиеся, большинство из которых также не могли похвастать вечной молодостью, начали тявкать о своих незыблемых правах и выразили тяжелейшую непреклонность. Бабка опешила, но лишь на полминуты. Сначала она пообещала упасть в ноги и на коленях вымолить уступку у того, кто должен сейчас идти к нотариусу, затем, когда этот номер не удался, выбрала какую-то пожилую женщину в очках и ударилась с ней в прения, мерзостность которых лично мне сократила жизнь не менее чем на месяц.

– Ты что, решила, старая не будешь?! – заводила бабка песню.

– Какая старая?! – парировала соперница. – Я сама уже старая!

– Где ты старая?! – вскидывалась бабка. – И не стыдно?! Я слепая – и то вижу!

– Да! Старая!

– Это я старая! Мне восемьдесят девять лет! С хвостиком!

– Ну и что?! Здесь живая очередь!

– Я посмотрю, как ты в мои годы бегать будешь! Меня сейчас на машине привезли в такую даль!

– Я вам говорю: придет ваша очередь – пойдете.

– И не стыдно тебе? Лось здоровая! Бабушка старенькая говорит тебе, просит.

Натянув в глотке остатки струн, она истошно заверещала:

– Люди!! Я ей говорю: «На колени перед тобой готова»!! А она…

– Не надо мне ничего, я с утра здесь сижу. Думаете, приятно?

– А ты – шустрая!

– Че-во?!

– Шу-устрая! Шу-устрая еще! Я вон вижу, в каких ты туфлях ходишь! На каблуках!

– А говорит – слепая…

– Да, слепая! Слепая! Мне тогда по голове стукнули, с тех пор один глаз не видит! И второй!

– А туфли ей мои помешали.

– Конечно! Я ж говорю! Я разве могу в таких?! У меня вон какие!

– Не нужно мне ваши показывать. Сидите спокойно!

– Так я без туфлей сижу! Куда я на каблуках пойду?! Я ж не молодая! Ты посмотри!

– И не буду!

– Нет! Нет! Посмотри давай! Я показываю!

Бабка кое-как задрала ногу, демонстрируя окружающим раздолбанную домашнюю тапку.

– Успокойтесь и сидите нормально, ждите очереди.

– Нет, ты подумай! – не сдавалась фурия (rammstein в тенетах некроза). – Я – ветеран и инвалид, на группе состою! Всю войну из-за них, гадов этих, сволочей, прошла! А они тут меня тапками попрекают! Думала ли я?!

– Никто вас не попрекает…

– Мне ж двигаться нельзя!! Я вся в давлении!!!

Неожиданно дверь заветного кабинета распахнулась, на пороге показалась помощница нотариуса.

– Граждане, может, хватит уже?! – возмущенно проговорила она. – Вы мешаете работать! Времени осталось мало!

– Времени мало – мало – мало времени – времени мало, – заволновались присутствующие.

– Чья это бабушка? – спросила помощница.

– Наша… – обреченно признались мы.

– Я с ними! – вскинулась бабка. – На машине привезли!

– Замолкни!.. – шикнула maman.

– Давайте ваши документы, я отнесу.

Maman быстро сунула ей необходимые бумаги, в двух словах объяснив задачу.

– Ждите, вас позовут.

На удивление сборище в приемной почти не возроптало. Я думаю, что, если бы даже сам нотариус вышел и лично дал каждому по морде помойным ведром, присутствующие восприняли бы это как должное. Советские люди и после Советского Союза остаются рабами.

Прошло минут двадцать. Смиренно молчавшая бабка вдруг открыла рот:

– Нет, ты подумай только! Я такую жизнь прожила! А они мне теперь…

– Успокойся, – посоветовала maman.

Бабка вняла совету.

Прошло еще тридцать минут. Очередь продвинулась на полтора человека. У бабки случился рецидив:

– Мне дед тогда как сказал? Квартиру – внуку!

– Ты помолчать можешь? – среагировала maman.

И вновь воцарилось молчание.