Можно посмотреть на искусственный интеллект как на эстетический феномен, который вырастает из неприродности человека, из ненатуральности сознания, которое тем не менее нельзя искусственно составить (сознания, содержащего в себе искусственные композиции, цифровые коды, связки, метафоры близости и так далее) – а такой ракурс нередко встречается в современных исследованиях[134]
– с позиций кантовской идеи чистого разума, согласно которой природа человека неизменна:В современных западных исследованиях становление цифровой эстетики (computational aesthetics), эстетики искусственного интеллекта сопровождается установлением дополнительного реквизита форм для компьютерной оценки красоты в таких доменах творческого самовыражения человека, как музыка, изобразительное искусство, поэзия, решение шахматных задач. Математические формулы, с помощью которых репрезентируются эстетические свойства, используются в сочетании со специализированными алгоритмами и статистическими методами, позволяющими обеспечить исчисление эстетических оценок. Цифровая эстетика наводит мосты между компьютерными науками, философией, психологией, теорией изобразительного, прикладного и исполнительского искусства. Исследователи пытаются выяснить, имеют ли понятия красоты, возвышенного, трагического и комического отношение к представлению о статусе искусственного интеллекта, эстетика которого может быть отнесена даже не столько к технике, сколько к специфическим структурам философского начатия математики. Идея техники здесь, конечно, важна, но она выстраивается эстетической формой в самостоятельный ряд фигур мысли, образующим плотную сеть онтологических взаимоотношений между «машинами» как творением естественного разума и «мышлением», «творчеством». Что касается онтологических отложений, то следует помнить, что само «бытие более удалено, чем любое сущее, и, однако, ближе к человеку, чем любое сущее, будь то скала, животное, произведение искусства, машина, будь то ангел или Бог»[136]
.Вместе с тем сегодня не менее заметно эстетическое стремление прокомментировать полемику в научной среде по поводу того, может ли машина обладать художественным сознанием, может ли машина действовать эстетически. Человек создал машины по мерке чего-то не совсем понятного, но удивительного и дивного, в результате возникло нечто наделенное непреодолимой неестественностью, тем не менее он не смог «оживить» их собой, то есть не смог сделать то, что сделал герой пелевинского «Смотрителя» с искусственно выращенной душой – он оживил созданного им из переизбытка Флюида кадавра.