Окончив писать, Дмитрий Иванович сказал: “А, здравствуйте, садитесь”.
Я сел.
“Знаете, — говорит он, — я стал стар и плохо вижу: мне трудно теперь самому читать и писать, рука дрожать стала, пишу неразборчиво. Вот я и хочу, чтобы вы мне стали писать, что я буду диктовать да и читать тоже. Ну, были бы моим секретарем”.
“Дмитрий Иванович, у вас ведь есть секретарь”,— сказал я, имея в виду секретаря Главной палаты.
“Так то секретарь казенный, палатский, — возразил Дмитрий Иванович, — а я хочу, чтобы вы были моим личным секретарем. Видите, — продолжал он, показывая мне свою рукопись, — как я неразборчиво пишу, какими каракулями”.
Из деликатности я промолчал. В это время входит в кабинет, направляясь в следующую за ним комнату, полная дама, супруга Менделеева — Анна Ивановна.
“Анна Ивановна, вот он, — сказал Дмитрий Иванович, указывая на меня, — находит, что я пишу плохо, каракулями”.
Остановившись, Анна Ивановна с улыбкой отвечает: “Так что же, Дмитрий Иванович, ведь это и правда”.
“Да, да, действительно я пишу теперь очень неразборчиво, — с грустью замечает Дмитрий Иванович, — Так вот, видите ли, — продолжал он, снова обращаясь ко мне, — я буду вызывать вас к себе, и вы будете записывать под мою диктовку или что-либо другое делать; ну, читать, что ли, книгу, газету или письмо”.
Он сказал далее, чтобы я имел всегда наготове пронумерованные листы бумаги и пять-шесть карандашей, очищенных с обеих сторон, так как во время диктовки чинить карандаши и нумеровать страницы будет некогда. Я, конечно, согласился.
“Ну, вот и хорошо… до свидания”,— промолвил Дмитрий Иванович, заканчивая разговор.
Обрадованный, что никакого “нагоняя” не получил, я поспешил возвратиться в Палату и рассказал обо всем своему начальнику А. И. Кузнецову. Он заметил, что работа моя у Дмитрия Ивановича пойдет мне на пользу, что Дмитрий Иванович хороший, добрый человек, хотя с первого раза он и производит впечатление сурового и строгого…
…С тех пор началось мое более близкое знакомство с Д. И. Менделеевым. В первое время он, по мере надобности, вызывал меня к себе в часы занятий записывать под диктовку только официальные письма и доклады, касающиеся Главной палаты. Помню, что, записывая их, я всегда удивлялся умению Дмитрия Ивановича находить неотразимые для начальства доводы в пользу того, о чем он просил.
В одно из посещений Дмитрий Иванович сказал мне, что ему было бы удобнее, если бы я жил на территории Главной палаты, и потому он уже сделал распоряжение предоставить мне комнату в том же здании и этаже, где проживал и сам. Я не замедлил переехать на новую квартиру.
Теперь Дмитрий Иванович стал вызывать меня к себе очень часто по вечерам. Писать приходилось долго, по нескольку часов подряд, причем иногда рука моя уставала до такой степени, что я больше уже не в состоянии был продолжать, и Дмитрий Иванович, видя это, прекращал диктовку. Бывало и так, что он сам, вероятно, утомившись, говорил: “Ну, на сегодня хватит, я устал, надо отдохнуть, приходите завтра часов в шесть, и мы будем продолжать”.
Под диктовку Дмитрия Ивановича я записал несколько знаменитых его произведений — часть “Заветных мыслей” (книга вышла из печати в 1905 г.), “К познанию России” (1906), “Училище наставников” (1906) и др.
Как известно, книга Д. И. Менделеева “К познанию России” содержит в себе очень большое количество цифровых данных, касающихся переписи населения России в 1897 г. Все эти цифры были извлечены по поручению Дмитрия Ивановича и по его указаниям мною и сотрудником Палаты В. А. Патрухиным из 100 томов статистических материалов “Переписи 1897 г.”, доставленных Дмитрию Ивановичу из Центрального статистического управления. Целых два месяца мы “корпели” над материалами переписи, пока не одолели их и не представили результаты своих подсчетов и расчетов на рассмотрение Дмитрию Ивановичу. Я помню, как сейчас, сколько времени потребовало у меня составление только одной сводной ведомости всех цифровых выкладок. Ведомость заняла два листа чертежной ватманской бумаги, склеенных в длину. Мне приходилось влезать на большой чертежный стол и, лежа на столе, вносить цифры в соответствующие графы, которых было свыше 50. Длина этой сводной ведомости составляла 2 м при ширине в 1 м. Полностью в таком виде эта таблица не могла быть напечатана, ибо типография не располагала таким большим количеством цифрового шрифта, и Дмитрию Ивановичу пришлось разбить ее на несколько отдельных таблиц.
Я горжусь тем, что Д. И. Менделеев во вступлении к своему труду “К познанию России” упомянул об “особой помощи”, которую мы с В. А. Патрухиным оказали ему в расчетах, касающихся переписи 1897 г., и выразил нам свою благодарность за эту работу. Книга эта в течение полугода выдержала пять изданий, и я до сих пор испытываю приятное чувство удовлетворения от сознания полезности выполненной мною скромной работы.
В работе Д. И. Менделеева “Училище наставников” мне пришлось принять участие уже одному.