Познание смыслов. Избранные беседы

А другим описанием может оказаться, что Солнце – как, допустим, в античные времена, – материальное выражение божества. Сейчас Солнце – это такой термоядерный котёл. Но в третьем описании это может быть сердце, или печень, или какой-то компьютер некой суперструктуры, которая вообще не по этой части, совсем не имеет к этому отношения. Все эти описания абсолютно ложны. Любое описание ложно заведомо. Как идея, что это «дырка в стене, через которую можно увидеть свет», так и идея, что это материальное выражение божества, так и представление о том, что это термоядерный котёл, – всё это наши «хотелки». Но это не наша «хотелка», а это некая сила, которая всё это нам навязывает через наше рождение в цивилизации, основанной на этой парадигме.

Поэтому реальность, хотя и имеет независимое от нас происхождение, она всё-таки есть оформление человеческого фактора, потому что она существует для человека, во имя человека, ради человека, спровоцирована человеком, и она погружает в себя человека и является доминантной силой.

В своё время мы говорили о разрыве отражения с оригиналом. Так вот, эта связь, эта привязка к оригиналу, когда мы вынуждены повторять каждое движение оригинала, – через что она осуществляется? Вот эта привязка и есть это описание. Реальность – это рефлекторная, невидимая связь оригинала с отражением.

Надо поставить вопрос: что описывается? Описывается мир, который определённым образом существует. Существует исчерпывающим образом для нас. Этот мир есть не что иное, как зеркало. А Бытие состоит из зеркал, которые повторяют друг друга. Это как лента Мёбиуса. Бытие есть бесконечное отражение зеркал, оно отражает само себя.

И в одном из этих зеркал есть его отражение в качестве нас и всего остального. Оно организовано вот этими описаниями, реорганизуется этими описаниями и так далее. Но ведь когда Всевышний открывал Адаму имена, которые в тот момент становились этими вещами, конструктами: в момент открытия имени открывалась и вещь, создавалась вещь. Имя и вещь – это одно и то же в архетипическом плане.

Это было совсем не то, чем мы пользуемся сейчас в качестве слов, названий, языка и так далее. Мы сейчас живём не в адамическом мире. Адамический мир первозданных слов, конструктов – это был мир господства Адама как наместника Божьего в центре земли, которая существовала в архетипическом плане. А мы живём как муха в янтаре, мы живём в абсолютной несвободе. И мы, соответственно, пользуемся не адамическим языком, а различными видами его искажений, прошедшими очень большой путь к деградации. Всё как бы обращено в свою противоположность.

Задача перед нами стоит, в какой-то степени, – вернуться к адамическому состоянию. Согласно хадису Пророка (да благословит его Аллах и приветствует) придёт Махди и избавит этот мир от гнёта и наполнит его справедливостью так, как ранее тот мир был полон гнёта (зульма).

Что такое «зульм»[60]? «Зульм» по-арабски означает тиранию. Тьма или тирания. Это надо понимать не в политическом смысле, хотя, может, и в политическом, но прежде всего это надо понимать в метафизическом смысле. Тьма или тирания есть наша зависимость от обстоятельств этой ложной действительности, наведённого на нас фундаментального морока, который связан с Бытием. А Бытие, напоминаю, есть Великое Существо, имя которого Иблис. Он отказался поклониться Адаму, когда Всевышний потребовал поклониться, и Великое Существо ответило: «С какой стати? Это глиняная кукла, а Ты меня создал из огня. Я бесконечно выше его. С какой стати я буду ему поклоняться?» – не подозревая, что эта глиняная кукла является носителем неведомого для него принципа Духа Божьего, Святого Духа.

Вот мы живём даже не в том, что является Бытием как таковым, а в том, что это Бытие создаёт для нашей нейтрализации в этой действительности, которая выдаёт себя за некую непреложность.

И здесь я вспоминаю очень интересный момент. Наверняка вы помните, как Белинский страдал из-за споров и вопросов разного понимания гегелевского тезиса «что разумно – то действительно, что действительно – то разумно». Мы знаем, что Белинский был человеком особой психологической конституции. Это был недоучившийся семинарист из традиционно-поповской семьи, ушедший в разночинцы, в революционные демократы, и он не знал немецкого языка. Всему, что он узнал о Гегеле, научил его Бакунин, который просто, как другу, читал ему лекции, объяснял ему Гегеля. И Белинский на первых порах воспринимал Гегеля просто свято, – ну, это наша особенность: западные доктрины приходят, объясняются через третьи руки и заглатываются как наживка.

Но потом у него встал вопрос: «Действительно – это разумно, разумно – это действительно» – как же так? Значит, получается, что крепостное право – оно же действительно, и оно разумно, что ли? И что это – «разумно»?