Познание смыслов. Избранные беседы

Потом это всё частные случаи. Сегодня языки, на которых говорят люди, народы, – это частные случаи, это как бы «бобок», я бы так сказал, вспомнив рассказ Достоевского, когда он, оказавшись на кладбище, слышит бормотание из-под земли ещё не до конца умерших покойников…

Гейдар, я хотел бы вернуться к теме нашего разговора, поднятой чуть выше. Вот вы говорили о том, что чем меньше человек общается, тем больше ему есть о чем подумать в одиночестве…

Это так, но не механически. Потому что, если берём обычного человека и кидаем его в одиночку, он просто сходит с ума.

Но тем не менее ведь нельзя отрицать, что большинство философских и научных открытий сделано интровертами в первую очередь?

Мы подходим здесь к очень интересной теме. Потому что следующий момент, который я хотел бы осветить, это то, что из этого искажённого языка, которое создаёт общество, защищаясь от среды, используя, деформируя саму возможность языка, принесённого когда-то Адамом, – вот из языка возникает экономика. Язык рождает экономику. Что такое экономика? Экономика – это обмен веществ между «Я» и «не-Я», человеком и средой. Но поскольку искажённый язык – это средство общения, то это люди (это не один человек, который общается со средой), которые общаются со средой. Это коллектив, множество людей, которые общаются со средой. И определяется это общение, этот обмен веществ, сформулированный матрицей, которая может быть такой, может быть иной, и так далее. И вот здесь интересно, что развитием языка управляют, условно говоря, некие жрецы, – управляют развитием этой матрицы. Из этой динамики матриц рождается развитие производительных сил.

Вот у нас есть нулевое состояние экономики – допустим. Не будем идти в непонятные, недоказанные дебри архаики, а просто уйдём в какую-нибудь до-промышленную Англию, где овцы бродили по зелёным лужайкам, росла какая-то культура на полях и так далее. С какой стати появляются мануфактуры, с какой стати овцы используются не для того, чтобы их есть, а для того, чтобы их стричь и делать шерстяные сукна? Почему вдруг появляются эти станки? Почему потом совершается промышленная революция? Почему меняется формат взаимодействия между коллективом людей и средой? Никто не объясняет, и в том числе марксисты, исторические материалисты, такую вещь, как «развитие производительных сил». Они говорят: «Да, по мере развития производительных сил возникают новые противоречия, когда социальные отношения отстают от развития производительных сил». А с какой стати происходит развитие производительных сил? Кто их развивает? Почему вдруг возникает необходимость перейти, допустим, от приводимых ручным трудом этих прялок и веялок к паровой машине?

На самом деле потому, что возникает новая матрица, пересматривается язык. Пересматривается язык, условно говоря, мэтрами, хозяевами дискурса, стоящими за цивилизационной спиной, за цивилизационной ширмой. В этом случае люди являются просто пассивно принимающим концом. Здесь очень интересна роль философии. Потому что философ постоянно стремится к уединению, к возвращению языка к статусу первого языка Адама в какой-то малой степени. Понятно, что между Адамом как тем, кто пришёл с первообразами, и Гегелем как вершиной классической человеческой философии – непереходимая пропасть. Ну уж как смог.

На фоне формирования матрицы, на фоне коллектива, обменивающегося веществом и энергией со средой, возникает острая проблемная попытка сделать снова язык инструментом мышления и зеркалом, в котором отражается Замысел. И отражение Замысла есть одновременно и отражение, и присутствие невидимого субъекта, то есть невидимого внутреннего свидетеля, которого нет способа и нет средств увидеть вне мышления, как глаз не может увидеть сам себя, помимо зеркала.

Поэтому экономика рождается из языка, освоенного обществом. А общество, как мы помним, есть фактор нечеловеческий, который всё время стремится к тому, чтобы стать судьбой, Роком, Бытием в конечном счёте и полностью узурпировать все человеческие элементы. И в результате в своей динамике общество, становясь Бытием без исключения, Роком, который исключает всё, кроме себя, губит язык. Коммуникация, которая сравнительно долгое время сохраняет на себе некие следы мышления, но при этом, естественно, становится всё более и более ситуативной. Потому что, напомню, что общение является всегда ситуативным.