Познание смыслов. Избранные беседы

Это очень хорошее возвращение нас к теме боли. Кажется, раньше мы говорили – возможно, даже в «Нечеловеческом факторе» – о том, что когда Адам спускается к людям Золотого века, которые находятся в состоянии блаженной эйфории, блаженного комфорта, то с тем, что он приносит им язык, этот блаженный комфорт кончается: взрывается и уничтожается. Возникает острое противоречие между существом как биологической, хрупкой, нежной монадой и жёсткой, отрицающей его, давящей на него средой (палящей, поливающей, морозящей и так далее), то есть включается это столкновение. Столкновение «Я» и «не-Я», которое возникает с приходом языка. Язык, конечно, связан с болью, но вместе с тем язык тут же трансформируется людьми. Потому что адамический язык не создан для общения. Он открыт Адаму как уникальному Первосуществу – носителю Духа. Не первосуществу в Бытии, а Первосуществу как носителю Духа, как первому среди истинных людей. И это существо одно, и оно посвящено и посвящает себя мышлению. Отразить в мышлении, отразить в оперировании этими суперобразами свою миссию, своё назначение как наместника Творца.

То есть в самом начале язык был более сакрален. Есть любопытный пример о том, насколько наш язык сейчас профанируется. Сакральность языка может осталась ещё, допустим, в уголовной среде. Раньше за каждое слово нужно было нести ответ, а сейчас нет. А в бытовом общении язык потерял свою сакральность: мы можем говорить друг другу что угодно, и это никого не задевает, не обижает. То есть видимо первоначальный язык был в каком-то смысле сакральным, когда за каждое слово приходилось отвечать?

Он был сакральным не в том смысле, что это был язык общения. Потому что язык общения сразу перестаёт отвечать своей адамической предназначенности. Он попадает к существам, которые находились в режиме общения до языка. Люди Золотого века находились в телепатическом общении друг с другом, они и так были некой общиной, неким роем, которые были связаны друг с другом телепатической коммуникацией. И они не нуждались в образах, в идеях, в концептах, в словах, и их общение, конечно же, было ситуативным. Тут нужно подчеркнуть, что общение всегда ситуативно, в том общении реально нет сослагательных наклонений, нет допущений в силу той грамматической сложности, которая предполагает язык, нет прошлого времени, нет будущего, это всегда ситуативная коммуникация существ, которые живут вне времени.

Но язык вброшен и разрушает их эйфорию, их погруженность во вневременность. Естественно, на них обрушивается негатив среды. И тогда это общение начинает перестраивать язык, который ими получен. Язык начинает становится «средством общения», то есть язык теряет свои свойства аппарата мышления, которым он был у Адама, и становится механизмом коммуникации. А это совершенно другое.

Язык – это мышление одиночки, абсолютного одиночки. А общение – это взаимодействие разных монад, взаимодействие разных существ. Когда язык выведен в сферу множества, его природа становится совершенно другой. И здесь мы начинаем жить в режиме существенных, фундаментальных, неискоренимых противоречий. Скажем, человек, когда рождается, получает язык от матери; когда она его учит языку, то она его учит прежде всего одиночеству. Первый язык, первые импрессии языка – это уроки одиночества. Почему? Потому что именно с языком пришедшее в мир существо, новорожденный, получает различение «Я» и «не-Я».

Когда он ещё только появился из утробы, он не способен в доязыковой период отличать себя от среды. Но с языком это различение приходит. И в какой-то момент он достигает точки одиночества, точки ужаса, понимая, что он балансирует на краю какой-то пропасти, потому что одиночество перед средой не тождественно среде, оно всегда сопряжено с ужасом. Но в следующий момент он попадает в среду, попадает в среду детского сада, школы и так далее, где язык используется для общения. И этот момент «Я» и «не-Я», который он получил в первые годы восприятия языка в колыбели и в общении с матерью, разрушается общением, когда на него уже накладывается матрица, созданная в стихии языка искажённого, переформатированного.

Получается, что общение и мышление противостоят друг другу?