Познание смыслов. Избранные беседы

Генон, прежде всего, знает во всей полноте, во всех нюансах послание каждой из этих четырёх фигур. Он понимает их место: это всё-таки периферийные в традиционализме фигуры. Они центральны в профанической философии, то есть в философии, которая преподаётся с кафедр. Это мейнстрим, это огромные имена, бесценные кладези мысли. Один Фихте с его науковедением, с его концепцией субъекта, с ролью науки и обращением к немецкой нации по поводу её интеллектуальных возможностей и необходимости науки для того, чтобы она превратилась в великий народ, – это всё огромная вещь. Но это в профанической философии некая…

Хороший вы термин сейчас употребили – профаническая философия…

Философия профанична, потому что она вне храма. Это не гностицизм, это не гнозис, это не теология, это не метафизика. Метафизика – это всё-таки нечто больше, чем философия. Философия включает в себя слишком много мелких дробных подразделений, занимающихся не существенными вопросами, – особенно сегодня, когда наступила эпоха постмодерна. Философия может заниматься совершенно периферийными делами, в общем даже отказываться от системы: после Гегеля, как известно, философия зареклась создавать системы, она перешла на пиксельный характер описания реальности. Поэтому эти гигантские фигуры – они гигантские в масштабе этого маленького лужка.

Но Генон ставит проблемы, которые выходят за рамки, которые даже серьёзно не описываются. Но они описываются где-то краем, они хватаются этими философами. Он ставит перед собой, прежде всего, проблему утверждения: что есть «утверждение»? Утверждение – то, что он называет по-французски l’affirmation absolue, безусловное утверждение, – это то, к чему ничего нельзя добавить, то, за пределами чего ничего нет. За пределами Утверждения существует только внешний мрак и «скрежет зубовный»[92], то есть только ошибка, которая фиктивна, которой нет, её не существует. Утверждение – это фундаментальная вещь и это тотальное Всё. В этом тотальном Всё все феномены, все реальности, которые мы можем встретить, обретают финальное тождество. Потому что нет ничего такого, чтобы осталось без знака равенства, которое идёт к этому Утверждению. Эта постановка вопроса, которая содержится имплицитно у Платона, у Гегеля, но почти нигде (даже у Шеллинга) она не ставится в такой прямоте, в такой глубине. Генон даёт ключи, которые никто из этих четырёх не даёт. Он даёт ключи символизма. Он объясняет, на чём основана фундаментальная аналогия, аналогия этого мира и того мира, аналогия спиритуального и материального.

У Платона есть общая идея, что небесные архетипы отбрасывают здесь тень в виде вещей, которые им соответствуют. Но Генон раскрывает эту тему на конкретных примерах, особенно в такой книге, как «Символизм креста». Он раскрывает на конкретных примерах, что такое аналогия между «земным» и «небесным». И именно этот момент аналогии между земным и небесным, этот момент тождественной внутри себя двойственности является фундаментом учения традиционалистского клуба. Это вместе с тем и политическая доктрина. Она антилиберальная, это вторая доктрина, которая в своё время была единственной, а сегодня это вторая после либерализма, оспаривающая политическое верховенство. Доктрина, претендующая на то, чтобы контролировать судьбы человечества. Третьей, как известно, является радикализм, который противостоит и традиционализму, и либерализму.

Генон – это человек, который дал описание парадигм ведущих сакральных цивилизаций: индуизма, даосизма. В меньшей степени ислама, хотя он был мусульманином, принявшим ислам в 1912 году, но в наименьшей степени он писал об этом. Тем не менее он дал такой корпус представления о том, что такое «сакральная цивилизация».

Понятно, что и Шеллинг, и Фихте, в особенности и Гегель были европоцентристами, а в Европе они были германоцентристами. И для Гегеля за пределами прусской монархии, за пределами Фридриха Великого, очень мало существовало каких-то реальностей, стоящих описания. Генон рассматривает Европу как точку крайнего упадка, Запад как страну заката в буквальном смысле, – «свет с Востока» и так далее. И в этом смысле о Геноне можно говорить как о человеке, который поднял огромную волну, и сегодня он является очень читаемым и известным автором. Он преодолел, прежде всего, мощнейший негатив Католической церкви к себе.