Следующие несколько дней прошли на редкость спокойно: Рон удовлетворенно, хотя и с легким замешательством, отметил про себя, что Гермиона почему-то пребывает в состоянии необъяснимого, неестественного и даже какого-то подозрительного веселья (особенно, если учесть ее истерику в Оперном театре). Но привыкнув не задумываться о переменах женского настроения, уже скоро позабыл об этом и просто наслаждался замечательным настроением любимой. После последней командировки они занимались любовью каждую ночь, кроме той, после спектакля, и почти всегда это оказывалось ее инициативой. В Гермионе, казалось, проснулся какой-то новый сексуальный аппетит, да такой, что иногда Рон даже чувствовал себя несколько неадекватно, признавая в глубине души, что, возможно, порой обошелся бы и без секса. Эти мысли приходили в голову, когда он возвращался сильно уставшим, но один лишь взгляд на Гермиону возбуждал неимоверно, даже несмотря на усталость.
«Черт, какой же она стала темпераментной…»
Конечно, Рон надеялся, что Гермиона довольна их близостью, правда, догадывался, что оргазма с ним она не испытывает. Тем не менее, пыл ее не утихал, и подруга, казалось, была готовой к сексу почти всегда. Хотя… одну деталь он все-таки заметил — после занятий любовью Гермиона теперь надолго зависала в ванной, и не раз ему даже казалось, что из-за двери слышится тихий сдержанный стон. Но размышлять на эту тему дальше Рон решительно отказывался.
_____________________________________________________________________
В свою очередь, Гермиона думала лишь о том, что совсем скоро она совершенно официально начнет разгадывать загадку по имени «Люциус Малфой». Мысли и идеи, как представить ему мир маглов, бурлили в её хорошенькой и светлой головке, опережая одна другую. Однако она ясно осознавала, что для начала необходимо лучше узнать самого Малфоя. И хотя преследовала личные интересы, но как же приятно, черт возьми, было иметь на это санкцию Министерства.
Они с Роном занимались сексом почти каждую ночь. И каждый раз в кровати Гермиона заставляла себя сосредоточиться на нем: ласкала бледную, веснушчатую кожу, пристально всматривалась в глаза, целовала. Но почему-то раз за разом ее настойчивое желание, сталкиваясь с его ограниченными возможностями, ни к чему не приводило. Гермиона постоянно сбегала в ванную, как только Рон откатывался на свою половину. А уже там, закрыв дверь, тут же начинала гладить тугой комочек плоти, пытаясь довести себя до желанной разрядки. Вот тогда, наедине с собой, она открыто и исступленно концентрировалась лишь на одном лице, которое мысленно возникало перед Гермионой в самый трепетный и сладкий момент… Лицо Люциуса Малфоя.
___________________________________________________________________
После встречи с Шеклботом прошло уже несколько дней, когда Гермиона наконец-то получила от него сообщение. Будучи довольно занятой, она с трудом оторвалась от работы, хотя ожидание уже и стало мучительным. Как и надеялась, полученное письмо касалось Малфоя, и Гермиона поймала себя на мысли, что, даже ожидая новостей, оказалась не готова к тому, что увидела на пергаменте.
«Дорогая Гермиона!
Я сообщил Люциусу Малфою о том, что ты согласилась вести часть его реабилитационной программы, касающуюся знакомства с миром маглов. Он заявил, что примет любой, подготовленным тобою, план и появится здесь в четыре часа пополудни ближайшей пятницы для первой встречи. Надеюсь, ты достойно подготовилась к работе с ним, и желаю удачи.
Еще раз хочу поблагодарить за то, что согласилась заняться этим необычным заданием, и повторяю: в любое время, если ты почувствуешь дискомфорт или какую-то угрозу в присутствии Малфоя, мы прервем ваше общение.
Всегда к твоим услугам,
Кингсли Шеклбот»
Внутренности дернулись и сжались в тугой болезненный узел. Хотя мысли о встречах с Люциусом и доминировали в сознании уже несколько дней — теперь, когда сам факт подтвердился, это захватило врасплох, вызвав внезапную волну паники, и ее вдруг охватила неуверенность.
Снова перечитав пергамент, она несколько раз глубоко вздохнула. Послезавтра. Послезавтра он будет здесь, в ее кабинете, будет сидеть в нескольких шагах. Кожу начало покалывать, и знакомый жар уже начинал разгораться где-то глубоко внутри. Опасения, охватившие минуту назад, уже перестали волновать, остался лишь жар…
В конце концов, отложив письмо в сторону, Гермиона попробовала сосредоточиться на груде привычных рабочих документов, лежащих на столе. Пыталась, как только могла, но, не сумев прочитать ни слова, поняла, что работать сегодня, увы, не сможет.
Собрав пергаменты, она аккуратно сложила их в сумку и вышла из кабинета. Только что пробило три часа, поэтому пришлось сказать Ормусу, что ужасно разболелась голова, и она хотела бы поработать с документами дома. Не задавая лишних вопросов, тот позволил ей уйти, и Гермиона стремительно покинула Министерство.