Познавая прекрасное (ЛП)

Квартира была пуста, Рон предупредил, что сегодня задержится: с тренировок в Хогвартсе он всегда возвращался позднее обычного. Опустив сумку, какое-то время Гермиона стояла посреди комнаты, недоумевая, что же теперь делать. Схватила себя за волосы, дернула. Потом бесконечно долго смотрела в пустоту. И наконец начала мерить шагами собственную гостиную. Вперед, назад. Вперед… Назад…

«Как мне приветствовать Люциуса? Как вести себя с ним, особенно после того, что произошло в опере? О чем спросить для начала? Вспомнить ли о Драко? Упоминать ли Нарциссу?!»

Казалось, она тонет в собственных мыслях. Гермиона уже и так тщательно подготовилась, составив кучу вводных вопросов, но сейчас, когда первая встреча стала неизбежной, она сомневалась, хватит ли выдержки, чтобы остаться рядом с этим человеком спокойной и здравомыслящей. Понимала: чтобы начать распутывать его тайну, она должна будет произвести нужное впечатление, и надеялась, что удастся не выглядеть, словно сбрендившая, как только он войдет в кабинет.

Ощущая все нарастающее беспокойство, Гермиона уже несколько часов не могла думать ни о чем и ни о ком, кроме Люциуса Малфоя, когда услышала, как открывается дверь. Возвратился Рон. Тепло и нежно она приветствовала его, хотя и не так пылко, как в последнее время. И надо сказать, Рон подметил это. Весь вечер он рассказывал ей о своей поездке в Хогвартс: о том, что профессор МакГонагалл поменяла обстановку спален; о том, что на обеде в Большом Зале туда словно ураган влетел Пивз, жалуясь, что кто-то нарисовал несмываемые надписи на стенах замка. И о том, насколько позорная команда по квиддичу играет сейчас за Гриффиндор. Он болтал, почти не останавливаясь, и в другое время Гермиона внимательно и с удовольствием бы слушала новости о любимой старой школе, но вот сейчас… Нет, она, конечно же, была рада, что болтовня Рона отвлекает ее от… другого. Ночью они снова занимались сексом, на сей раз по инициативе самого Рона, и это снова было быстро и скучно, как всегда…

А когда вскоре, он с глухим стоном кончил и повернулся к ней спиной, неудовлетворенную и на этот раз Гермиону впервые кольнула мысль: а что, в самом деле, она испытывает к Рону?

«Мерлин! Он совершенно не виноват в том, что последние недели, начиная со встречи во «Флориш и Блотс», водоворот моих эмоций, увы, не касается его… Это я так откровенно поглощена другим мужчиной, что даже к оргазму приводят мысли именно о нем… И все же… Рон — мой самый лучший, самый надежный друг, и я по-прежнему отношусь к нему с теплотой и нежностью. Должна ли я стыдиться того, что теперь влечет к другому? И тем более трусливо скрывать это…»

Вспышка вины кольнула совесть, но мысли уже стремительно вернулись к четырем часам пятницы. «Пятница, четыре часа пополудни…» — с этим она провалилась в сон, полный сновидений, в которых в нее пристально вглядывались холодные серые глаза.

К счастью, четверг пролетел стремительно. Гермиону ожидали дела, встречи, совещания и, хотя мысли и блуждали далеко, день худо-бедно оказался как-то заполнен. На ужин к ним пришли Гарри и Джинни, благодаря которым, вечер тоже пролетел неожиданно быстро. Гермиона была почти уверена: они расспрашивали Рона о ее сегодняшней неразговорчивости (у этих-то троих рты просто не закрывались), и поэтому осознанно извинилась перед уходящими друзьями за необщительность, сославшись на страшную усталость.

Проводив гостей, тут же легла в кровать и притворилась спящей, чем разочаровала несколько удивленного Рона, уже привыкшего к регулярной порции вечернего секса. Но беспокоить ее он не стал, а молча уснул. Гермиона же всю ночь не сомкнула глаз.

__________________________________________________________________

Наконец, утро пятницы — серое и хмурое лондонское утро — наступило. Проснувшись, Рон тут же расстроено застонал, осознавая, что Гермиона уже поднялась и чистит перышки в ванной. А когда наконец открыл глаза, увидел, что она стоит рядом с кроватью, как-то странно и непривычно пристально вглядываясь в его лицо. Очень похоже на то, как он смотрел на нее тем утром, после театра. Сегодня она выглядела просто восхитительно: в том же самом своем костюме, в облегающих юбке и жакете, с поясом, так подчеркивающим талию. А еще Гермиона снова надела те безумно сексуальные туфли, и волосы, опять уложила так, чтобы еще заметней подчеркнуть очарование лица.

Чувствуя безумное возбуждение, Рон медленно выдохнул:

— Смотрю, ты сегодня постаралась…

— О… у меня важная встреча, — легко ответила Гермиона. — Просто, когда хорошо выгляжу, это придает уверенности. Понимаешь?

— Да я не жалуюсь, малышка, — Рон потянулся и погладил ее колено. Эрекция стала уже болезненной, и он отчаянно нуждался в близости. — Гермиона, а ты не можешь ненадолго задержаться? Ну… Я имею в виду, посмотри на меня!

Он откинул одеяло, чтобы показать ей возбужденную плоть, уже выступающую из трусов, и Гермиона мельком глянула вниз, с ужасом осознавая, что впервые в жизни чувствует к нему физическое отвращение. Сразу же отвела взгляд, а потом наклонилась и чмокнула в щеку.