Познавая прекрасное (ЛП)

В конце концов, тогда Люциусу было всего одиннадцать. И даже если мысль лишь мелькнула в процессе распределения, то Шляпа, должно быть, что-то увидела в том мальчике, что-то храброе и благородное.

«Благородный Малфой? Мда… звучит почти смешно».

Гермиону охватила глубокая печаль, когда подумала, что этот человек прожил жизнь истинного слизеринца. Совершенно далекую от духа факультета Гриффиндор.

«Что же произошло с ним? Когда и почему утратил юный Люциус ту крохотную искорку, увиденную Шляпой? И осталось ли еще хоть что-нибудь от этой искры?»

Утверждение Кингсли, что Люциус Малфой сильно изменился, казалось похожим на правду.

«А что насчёт моих выводов?»

Гермиона глубоко вздохнула, противоречивые мысли и чувства, испытанные сегодня, порядком утомили. Несмотря на моральную и физическую насыщенность их первой встречи, стало ясно, что загадка по имени Люциус Малфой не разгадана ни на йоту и стала еще сложней…

Она медленно поднялась с кровати. Пора было возвращаться в обычную жизнь.

Выходные шли, и Гермиона лишь удивлялась, как ей удавалось поддерживать некую ауру нормальности в отношениях с Роном. Изнывая от постоянного, горячечного до боли возбуждения, она даже занялась с ним любовью. Как оказалось, напрасно… Так ничего и не испытав, Гермиона впервые ощутила отвращение к его телу. Молча лежала, глядя, как он одевается, и мысленно сравнивала его с обнажённым Люциусом, каким представляла его себе. Сравнения оказались не в пользу Рона…

Как же она надеялась, что тот ничего не заметил. Часто прячась в эти выходные, Гермиона снова и снова удовлетворяла себя, и имя Люциуса снова и снова срывалось с губ. В голове постоянно гудело от противоречивых мыслей и вопросов, ответов на которые не было. И не только тело жаждало этого человека. Казалось, интеллект испытывал похожее волнение: хотелось общаться с Малфоем, спорить с ним, узнавать его…

«Господи, сделай так, чтобы понедельник, наконец, наступил!» – она не заметила, как произнесла это вслух.

На работу Гермиона торопилась, словно на праздник. На лице сияла улыбка, а в душе царила весна, только потому, что этот день, наконец, настал. Проносясь мимо Присциллы в свой кабинет, на ходу спросила:

– Моя встреча с Люциусом Малфоем все еще в три часа?

Та дернулась от неожиданности:

– Ой, нет… в одиннадцать, мисс Грейнджер. Он только что прислал сову с просьбой перенести время. Надеюсь, это не страшно? Ваш ежедневник, кажется, пуст.

В животе что-то екнуло – Люциус перенес время? Она повернулась к секретарю:

– Спасибо, Присцилла, если у меня и в самом деле на одиннадцать ничего нет, то все в порядке, – Гермиона понимала, что невольно улыбается от одной лишь мысли о встрече, что состоится намного раньше.

«Меньше, чем через час он будет в моем кабинете…»

Оставшееся время Гермиона провела, составляя новую порцию вопросов. Несмотря на мучительную физическую тоску по этому человеку, сегодня хотелось узнать его еще больше. Попытаться найти ответы хоть на какие-то сумбурные вопросы, возникшие во время их первой беседы. Она планировала расспросить о том, как его воспитывали, о его родителях, семье, и очень надеялась, что Малфой будет так же откровенен, как и на прошлой неделе.

Ровно в одиннадцать она подняла голову. Люциус стоял в дверном проеме кабинета. Он пристально смотрел на нее вниз горящим взглядом, и угольная чернота его мантии пару раз блеснула серебристыми бликами.

Глотнув с трудом, Гермиона попыталась сохранить самообладание, хотя и представления не имела, как же вести себя, учитывая обстоятельства, при которых они расстались в прошлый раз.

– Доброе утро, мисс Грейнджер. Надеюсь, сегодня вы впечатлены моей пунктуальностью?

Она подавила желание с сарказмом отметить, что пришел он, конечно, вовремя, но снова именно в то время, которое сам же и установил. Но затем просто махнула рукой, приглашая присесть.

Закрыв за собой дверь, Малфой повесил мантию на вешалку и неторопливо опустился на стул, скрестив перед собой ноги. Глядя прямо на Гермиону, томно протянул:

– Итак, что же у нас в меню на сегодня?

Уставившись в серые глаза, она не моргала и не отводила взгляда, изо всех сил пытаясь выдержать их пристальный гипноз. Малфой иронично поднял бровь, и уголок его рта слегка дернулся. Это было единственное подтверждение того, что произошло между ними в пятницу, и Гермиона удивлялась собственной смелости.

Потом, внезапно вздохнув, она опустила голову, вернулась к подготовленным вопросам и почти сразу начала.

– Расскажите мне о вашем раннем детстве, еще до Хогвартса…

И снова Люциус удивил ее, когда откровенно и без тени иронии начал вспоминать детские годы.

– Все свое детство я провел в Малфой-мэноре. Как и упоминал раньше, у меня был наставник, обучавший всем принятым в чистокровных семьях волшебным навыкам и дисциплинам. Я был уже достаточно осведомлен о многом, когда наконец поступил в Хогвартс. Мой отец был чрезвычайно бдителен во всем, что касалось моей учебы, и постоянно следил за тем, чтобы по всем предметам у меня была оценка «Превосходно». Не помню, чтобы хоть раз он был недоволен мной в этом отношении.