Отрезвленная прохладной реальностью, вскочила и бросилась в ванную. И лихорадочно включив свет, сразу же зажмурилась от режущей глаза яркости. Схватившись за краны, она открыла воду и несколько раз плеснула себе в лицо.
Вскоре дыхание замедлилось, и Гермиона почувствовала, что приходит в норму. Наконец подняв голову, виновато уставилась на себя в зеркало.
«Что, черт возьми, это было? Что!? О, нет… Нет!»
Она не могла и не хотела признавать свою странную реакцию — физическую и эмоциональную. И признавать — на кого она так реагирует.
«Ты просто была сегодня измучена и расстроена, а эмоции всегда усиливаются в темноте», — уговаривала саму себя.
Яркий свет и прохладная вода помогли собраться и вернуться к привычному здравомыслию. Нервы потихоньку успокоились, и сердце билось все медленней и тише.
Однако… Она никак не могла выбросить из головы Люциуса Малфоя, вновь и вновь прокручивая в мыслях все, что он сказал ей в магазине. Целый день Гермиона избегала воспоминаний, опасаясь повторения дневной истерики, но теперь чувствовала, что может думать об этом — думать, а не биться в состоянии физической и эмоциональной горячки.
Малфой казался почти искренне… разочарованным, когда она проигнорировала его. Почему для него это было важно? Гермиона не могла поверить в произошедшее. Почему Люциус Малфой заговорил с ней и именно об этом? Почему не использовал эту встречу, чтобы как можно больней задеть и унизить ненавистную грязнокровку? И почему вспомнил, что прошло уже целых четыре года? Неужели этот человек мог… измениться?
«Мерлин! Да могло ли такое вообще произойти? Разве что задело мое поведение? Но неужели Люциус Малфой на самом деле думает, что я смогу простить его? И почему он использовал те самые слова, мелькнувшие у меня в голове мгновением раньше? Будто прочитал мысли…»
Мысли и вопросы, ответов на которые не было, водоворотом кружились в сознании. Неохотно возвратившись в кровать, Гермиона привычно лежала без сна, всю долгую ночь анализируя мельчайшие детали и подробности. И только на рассвете смогла задать себе главный вопрос: почему же у нее такая странная, такая… необъяснимая, такая болезненно острая реакция на Люциуса Малфоя?
Ведь она видела и Драко, и — да, это было достаточно неприятно, но именно его отец вызвал у нее ту бурю эмоций, и именно Люциуса она не могла выкинуть из головы весь вечер. Да что говорить? Все встречи с Малфоем-старшим были самыми ужасными или, в лучшем случае, самыми неприятными моментами в жизни, и Гермиона искренне надеялась, что больше никогда не увидит его… Но справилась же она с болью и страхом! Справилась, благодаря силе своего духа еще там, в магазине.
«Господи… Как же стыдно сейчас за свою необъяснимую физическую реакцию на этого мужчину. Мужчину?..»
Мысль почему-то причинила боль.
В конце концов, измученную Гермиону сморил сон. А проснувшись утром, не смогла вспомнить никаких ночных кошмаров, и тихо обрадовалась, что в новый день вступает с абсолютно ясной головой.
Вот только… везде, где бы она ни находилась, вокруг, казалось, витал пряный мускусный аромат…
========== Глава 4. Пробуждение ==========
Со встречи во «Флориш и Блоттс» прошло четыре дня. Теперь, вспоминая о Малфоях, Гермиона все больше убеждалась, что необычная реакция оказалась лишь результатом банального шока и физической усталости. Дни шли один за другим, и ей уже почти удалось выкинуть из головы то неприятное столкновение: тем более, что она усиленно занялась подготовкой к приезду Рона. В этот раз его отсутствие ощущалось, как никогда остро, и Гермиона отчаянно ждала возвращения бойфренда, надеясь, что Рон сможет заполнить не только пустоту квартиры, давящую на нее, но и пустоту души. Все эти дни она смутно и неясно тосковала о чем-то, но почти уверила себя в том, что тоскует именно по Рону — тоскует по любимому мужчине и другу, не замечая того, что находясь в обществе Гарри и Джинни, даже не вспоминает о Рональде.
Однако, оставаясь одна, Гермиона снова и снова принималась убеждать себя в том, что любит Рона и безумно скучает по нему: скучает по его рукам, по его глазам, по их близости, по поцелуям, объятьям — и у нее почти получалось это. Почти…
Приближение ночи по-прежнему пугало, но она решительно гнала от себя мрачные мысли. Нет, конечно же, никакого повторения причудливых чувственных ощущений, что испытала тем вечером, больше не случалось, но почему-то Гермиона жаждала физической близости больше, чем когда-либо, и каждый вечер находила нежный бугорок между бедрами. Никогда раньше она не ощущала такой мучительной потребности в разрядке, обычно довольствуясь тем, что перед сном работала с документами или же просто читала. Поскольку Рон был первым и единственным мужчиной, именно его лицо пыталась вызвать в воображении Гермиона, когда наслаждение достигало апогея. Но… Лишь только оргазм срывал с губ нежный стон, приходилось виновато осознавать, что в момент самого сладкого удовольствия лицо Рона почему-то неизменно исчезало.