Познавая прекрасное (ЛП)

Они с Роном снимали небольшую, но очень удобную квартиру в особнячке, скрытом от лишних глаз между двумя домами, уютного и живописного квартала магловского Челси. Район был не из дешевых, жилье стоило здесь целого состояния, и обычные волшебники вряд ли могли позволить себе подобную роскошь. Но статус героев войны обеспечил им с Роном приличную скидку. Ощущая из-за этого страшную неловкость, Гермиона принималась чуть ли не униженно благодарить домовладелицу при каждой встрече, на что Рон реагировал гораздо проще, советуя ей прекратить ныть и просто наслаждаться жизнью.

Когда приблизилась к особняку, оба магловских дома негромко застонали, раздвигаясь, и между ними будто из ниоткуда появился их хорошенький маленький домик, в котором жили лишь они и сама хозяйка. Обитатели смежных домов, конечно же, не осознавали того, что каменная кладка вокруг них постоянно двигается, и Гермиона смущенно улыбнулась, чувствуя себя слегка виноватой за свою двойственную природу перед ничего не подозревающими соседями-маглами.

Взмахнув палочкой над замком, она пробормотала отпирающее заклинание, вошла в холл и, устало закрыв дверь, поднялась по лестнице к себе. В квартире было темно и холодно, но Гермиона справедливо предположила, что пробирающий озноб вызван эмоциональной опустошенностью, а не температурой воздуха. Холодно было душе, а отнюдь не телу.

Сразу же включив магловскую музыку, она попыталась хоть как-то отвлечься, и бархатный голос Эллы Фицджералд оказался сейчас в самый раз. «Ты что-то делаешь со мной, и это просто завораживает…» — тихо начала подпевать певице. Настроение немного улучшилось, и Гермиона нашла в себе силы пройти на кухню, чтобы поужинать салатом и холодным цыпленком.

Но помыв посуду и прибрав за собой, почувствовала, как снова навалилась неимоверная усталость. До сих пор удавалось не думать о событиях сегодняшнего дня, но она знала, что, несмотря на отчаянную потребность организма во сне, мысли начнут мучить сразу же, как только ляжет в кровать.

«Господи, как же хочется, чтобы Рон был сейчас дома».

Нет, конечно, он обязательно бормотал бы что-то о своем квиддиче или нес какую-нибудь, зачастую поражающую ее бессмыслицу, но просто… Рон Уизли — её личный уют, и помог бы отвлечься от раздумий. Хотелось, чтобы он крепко обнял и заставил забыть мучительное прошлое, как делал это обычно.

Широко зевнув, Гермиона поняла, что пора ложиться спать. Медленно, нисколько не торопясь, приняла душ, переоделась в шелковую ночную сорочку, подаренную Роном на день рождения, легла в кровать и выключила свет.

Темнота сразу же окутала ее и, прислушиваясь к собственному дыханию, Гермиона почувствовала себя еще более одинокой, чем когда-либо. Попробовала очистить сознание.

«Отключи все мысли. Отключи!»

Этот совет она давала себе каждую ночь. И он никогда не срабатывал.

Лежа с широко открытыми глазами, Гермиона вглядывалась в темноту комнаты, в которой не было ни малейшего пятнышка света, и слушала собственное ровное дыхание, чувствуя, как прохладный воздух вырывается из ее ноздрей при каждом выдохе. Не видя вокруг ничего, она понимала, что все остальные чувства безумно обострены. Она слышала биение своего сердца, так же, как уже слышала его сегодня. Тогда. Днем…

Чувствуя, как кожу ладоней покалывает от прохладных простыней, провела руками по плоскому животу, наслаждаясь шелком ночной сорочки. А потом сомкнула ладони, кончиками пальцев ощущая материю, почему-то напоминающую о тяжелой ткани, за которую она уцепилась сегодня: мантию Люциуса Малфоя.

И сейчас Гермиона крепко сжала сорочку, опять ощущая структуру того великолепного итальянского плетения. Руки невольно двинулись по животу, мягкий материал ласкал атласную кожу, и она будто снова почувствовала под пальцами сильное мужское тело. И то, как мускулы его напряглись, когда она чуть не повисла на нем.

А глубоко вздохнув, снова ощутила запах — уникальное сочетание мускуса и пряностей, который был присущ только Малфою. Но на сей раз это не вызвало никаких болезненных воспоминаний, лишь тяжелая чувственность аромата будоражила так, будто он находился сейчас в этой комнате, рядом… Почему же тогда она не чувствовала никакой опасности, никакого страха? На этот вопрос отвечать не хотелось. Даже самой себе…

Все чувства, кроме зрения были обострены, и Гермионе казалось, что нервы будто оголились. Руки бессознательно продолжали поглаживать живот, а затем неспешно скользнули к полушариям груди, найдя соски и лаская их. Не отдавая себе отчета, она лежала в кровати, снова переживая физическое присутствие ненавидимого ею мужчины. Подсознательно она по привычке ожидала боли и страха, но этого почему-то не случилось. Внешность, ощущения прикосновений и аромат Люциуса Малфоя стали сейчас такими ясными и отчетливыми, как тогда, в магазине… Когда он стоял так близко и наклонился к ее уху.

«Господи, почему я чувствую себя сейчас настолько живой?!»

Вытянувшись в струнку, Гермиона резко поднялась на кровати, когда это открытие поразило ее, словно удар молнии.

«Что я делаю?»