Позолота

Серильда даже сама удивилась, когда у нее с языка сорвался этот вопрос. Еще больше удивилась она тому, что в вопросе совершенно не было ехидства. Вспыхнув до корней волос, Томас стал отчаянно мять шапку в руках.

– Я… Ну да… Собираюсь, – промямлил он. – Может, летом.

Серильду подмывало спросить, долго ли Томас собирается ходить в подмастерьях у ее отца и приходило ли ему в голову когда-нибудь самому стать мельником. Линдбеки владели богатым хозяйством и большим наделом земли, но у Томаса было три старших брата, которым все это и достанется. А Томасу, Хансу и младшим братьям и сестрам придется самим пробиваться в жизни и обеспечивать свои семьи. Если у Томаса водится монета, он, возможно, не откажется купить их мельницу. Серильда представила себе, как Томас с женой станут жить в доме, где она выросла.

Все внутри у нее сжалось, но не от ревности к невесте Томаса. Больно ей было при мысли об их детях, чей смех зазвенит над полями. При мысли о том, как они будут плескаться в ее реке, карабкаться на ореховое дерево, посаженное ее матерью.

Она была здесь так счастлива, хоть и жила только вдвоем с отцом. И домик у них был замечательный, такой родной… Но какое это имеет значение? Придется попрощаться с ним, ведь здесь им всегда будет грозить опасность. И вернуться они никогда не смогут.

Серильда кивнула, и ее улыбка стала чуть более естественной.

– Очень рада за вас обоих.

– Спасибо, – неловко усмехнулся Томас. – Только я ведь еще ничего ей не сказал.

– Я не проболтаюсь.

Попрощавшись с ним, Серильда двинулась в путь, гадая, когда это она успела разлюбить его. Она не помнила, когда ее сердце исцелилось, но никаких сомнений не оставалось – так оно и было.

По дороге она обратила внимание на то, что их городок, Мерхенфельд, начал просыпаться после долгого сна. Таял снег, расцветали первые цветы, а скоро наступит День Эострига – веселый весенний праздник, одно из самых важных событий года. Праздновать будут в день весеннего равноденствия, до которого больше трех недель, но готовиться начинают загодя, и каждому находится дело – от стряпни и заготовки вина до уборки снега и льда с булыжной мостовой на городской площади. Равноденствие было важным символом, напоминанием о том, что солнечный свет вновь победил зиму, что зарождается новая жизнь, не за горами лето, и урожай будет обильным – а если и нет, то беспокоиться об этом мы будем позже. Весна – время надежд.

Однако в этом году мысли Серильды крутились вокруг более мрачных предметов. Разговор с отцом не выходил у нее из головы, омрачая все, за что бы она ни бралась. Ее мать, так мечтавшую о воле, увела за собой Охота, и больше ее никто не видел.

В замке Серильда видела много призраков. Возможно ли, что среди них была и ее мать? Мертва ли она? Неужели Эрлкинг держит в плену ее дух? Или… – и это была еще одна мысль, изводившая и опустошавшая Серильду – что, если ее мать не погибла? Что, если на следующий день она очнулась где-нибудь в глуши… и просто решила не возвращаться домой?

Вопросы крутились в ее голове бесконечно, и прогулка уже не казалась приятной. Но, по крайней мере, ни одного безглазого ворона она не заметила.

Анна и близнецы уже стояли возле школы, поджидая Ханса и Гердрут, чтобы вместе приступить к занятиям.

– Серильда! – восторженно воскликнула Анна, увидев ее. – Я кое-чему научилась! Смотри!

И не успела Серильда ответить, как Анна перевернулась вверх тормашками и сделала стойку на руках. Ей даже удалось пройти на руках три шага, и только после этого она свалилась на землю.

– Замечательно! – похвалила Серильда. – Сразу видно, что ты много занималась.

– Не смей ее поощрять, – резко сказала фрау Зауэр, показавшись в дверном проеме. Ее появление было похоже на дуновение холодного ветра, задувшего фонарь – света, исходящего от их маленькой компании, как не бывало. – Если она столько времени будет проводить вверх ногами, то превратится в летучую мышь. К тому же это неженственно, Анна. Мы все можем лицезреть твои панталоны, когда ты проделываешь этот трюк.

– Ну и что? – невозмутимо спросила Анна, оправляя платье. – Например, панталоны Алви все время все видят.

Алви был ее братишкой и только начинал ходить.

– Это разные вещи, – отрезала учительница. – Девицы должны держаться пристойно и с изяществом, – она воздела палец вверх. – Сегодня на уроках ты будешь сидеть, не вставая с места, иначе я велю привязать тебя к стулу, понятно тебе?

Анна надула губы.

– Да, фрау Зауэр.

Но стоило старой ведьме вернуться в здание школы, девочка состроила ей вдогонку такую страшную рожу, что Фриш захихикал.

– Бьюсь об заклад, она завидует, – усмехнулся Никель. – Ей самой хочется стать летучей мышью!

Анна благодарно улыбнулась ему.

Когда Серильда вошла в класс, фрау Зауэр стояла у печи и подкладывала торф в огонь. Весна приближалась, но воздух оставался холодным, и ученики не могли сосредоточиться на арифметике, хотя пальцы в башмаках уже перестали неметь от холода.

– Доброе утро! – прощебетала Серильда, надеясь начать разговор с радостной ноты, пока фрау Зауэр не омрачит его своим вечно хмурым настроением.