Позови ее по имени

Он снял кастрюльку с кашей с огня. Поставил остужаться у распахнутого настежь огня. А тем временем принялся взбивать яичный белок до пиков. Потом добавил в кашу, все еще раз взбил и только тогда вывалил все в глубокую тарелку и посыпал сверху дроблеными орехами.

Сделал все по привычке. Так любила Инга. Для себя бы он так выпендриваться не стал. Просто разбил бы яйца на сковородку и прикрыл крышкой.

Ингу он баловал. Заморачивался с завтраками, если она у него оставалась. Это бывало нечасто, точнее – редко, но бывало.

Гена сел за стол, взял в руки ложку, зачерпнул каши и застыл.

Господи! Ее больше нет! Его милой маленькой девочки больше нет! Она умерла. Страшно, гадко, на вонючем пустыре. Почему так?! Как она могла?..

Как она могла так поступить с ним?! Он же не хотел так! Он хотел совсем по-другому! Он хотел быть терпеливым. Хотел ждать, когда она повзрослеет, станет совершеннолетней. А она…

– Грязная сука! Шлюха! – прошептал он и почувствовал, что плачет. – Ненавижу!

Он плакал и совал в себя кашу. Ложку за ложкой, ложку за ложкой. Давился и ел. И все время думал о ней. О той грязи, в которой она умерла. О той грязи, в которую она его затащила и все выпачкала. Все осквернила!

Зазвонил мобильный. Номер был незнаком ему. Но он все равно ответил. Девчонки, с которыми они катались, часто звонили и часто меняли номера.

– Алло, Гена, ты?! Это Маша.

– Какая Маша? Подруга наша? – попытался он острить.

– Хватит! – оборвала она его грубым матом. – Гришку арестовали!

– Что сделали?! Арестовали?

Последняя ложка каши застряла в горле, он закашлялся. Он проглотил еле-еле, подышал. Спросил задушенным голосом:

– Что значит арестовали? За что?!

– За то! Идиота не включай. – Она вдруг всхлипнула. – Они вышли на механика из гаражей. Он сдал всех.

– И?

В голове все смешалось, завертелось, запрыгало, больно ударяя в виски.

– Что «и», Гена?! Этот чел рассказал полиции, что мы были там все вместе. Что Инга была с нами. Была с тобой! А потом где ее нашли, а? Не догоняешь, чем это грозит тебе?

– Нет. – Он тупо смотрел в пустую тарелку и чувствовал, что его сейчас стошнит прямо в нее.

– Ты, сука, последний, кто видел ее в живых! Ты, а не Гриша! Почему они взяли его, а не тебя, блин?! Ты извини меня, Гена, но, если менты придут ко мне, я тебя сдам. Какого хрена Гриша должен за тебя париться?

Она тараторила так быстро, что не все слова доходили до него. А какие доходили, жалили, жалили, жалили. Они – эта группа малолетних шлюх – решили все свалить на него? Отмазать Гришку, а его запачкать?!

– Ты последний видел ее в живых, Гена! Ты!

– Нет. Не я. – Язык заплетался. Слова выходили невнятными, но он все же сумел выговорить: – Последним, кто видел ее живой, был убийца, детка!

Глава 18

Клавдия Ивановна решила перебрать гречку. Решила, что раз Машка в школе, помешать ей она не сможет. Не станет носиться, как ужаленная, между кухней и комнатой. Не будет поднимать пыль. Приставать с ненужными вопросами, высмеивать ее. Взяла за моду последнее время, мерзавка, насмехаться над старой бабкой. Будто она и впрямь из ума совсем выжила.

Позавчера, к примеру, не ночевала, бестия, дома. Вернулась почти утром. Быстро сгоняла в душ, оделась во все школьное и села к столу с кофейной чашкой.

– Почему не ночевала? – спросила у нее Клавдия Ивановна, входя в кухню с пузырьком лекарств. – Я переживала.

– Ба, ты чё?! – округлила Машка бесстыжие глазищи. – Я только из койки. Уже в ванной была.

Клавдия Ивановна внимательно оглядела внучку. Руки трясутся. Глаза красные. То ли от того, что ревела, то ли от того, что всю ночь не спала.

– Может, ты только что и из койки, – Клавдия Ивановна спрятала пузырек с лекарствами в шкафу, – только вот из чьей?

Машка привычно закатила глаза, просипела:

– Пипец, вообще!

И через пару минут убралась из дома. Но перед тем как уйти, долго мыла обувь в раковине. И это не прокол? Пусть она и непутевая, ее внучка, но обувь всегда с вечера моет.

Клавдия Ивановна могла что-то и перепутать, да. Заспать даже могла. К примеру: вчера или позавчера Машка целовала ее перед сном в щеку? Но вот с невымытыми ботинками у внучки явно промашка вышла. Она мыла их утром, потому что только недавно вернулась. Иначе помыла бы с вечера.

Где была, стерва?! Где и с кем ночь провела? Кругом что творится! Молодых да ранних и на наркотики сажают, и воровать заставляют, одну вон даже убили. Машкину одноклассницу. Были из полиции, долго разговаривали с ней. Клавдия Ивановна рядом сидела, слушала. Поначалу не все поняла. Но потом, когда молодой парень в звании капитана ушел, она весь разговор в голове прокрутила. И многое ей стало ясным. И кое-что вспомнилось.

К Машке с вопросами соваться было бесполезно. Похихикает да вежливо пошлет куда-нибудь. С Дашей – дочкой покойной соседки – поговорить бы серьезно. Да тоже опасно. Она вон какая непримиримая стала после смерти матери. Двоюродного брата арестовала. Не своими руками, конечно, люди другие были. Но она стояла за этим арестом.