Позови ее по имени

– Ба, ну вот откуда ты это взяла? – подняла вчера вечером на нее Машка непривычно бледное лицо. – Она тебе сама сказала?

– Люди говорят, – уклонилась от ответа Клавдия Ивановна.

– А еще что люди говорят?

– А то, что мотоциклист этот непутевый будто и Дашкину мать убил!

– Ба, хватит! – заорала на нее Машка не своим голосом.

Упала лицом в подушку и так горько расплакалась, что Клавдия Ивановна неожиданно прозрела.

Да она влюбилась, что ли, в этого стилягу? Ай, дуреха, дуреха! Да он же непутевый! Нина – покойница – часто рассказывала про племянника от сестры. Как тот все нервы ее сестре вымотал. Во всякие нехорошие истории без конца попадал. Да и староват он для Машки, вот что!

Она оперлась о трость трясущимися руками. С болью понаблюдала за тем, как содрогается внучкина спина. Подумала, что был бы жив ее сынок, он бы не допустил того, что его дочка со всяким сбродом дружбу водит. Он строг был в этом плане. Потому и жену свою – Машкину мать – не простил, когда она подолом мести принялась направо и налево.

Но теперь сына нет, подумала Клавдия Ивановна, привычно почувствовав тупую боль под левой лопаткой. Ему не помочь дочери. И никак не разобраться в ее проблемах. Мамаше давно не до нее. Стало быть, разбираться только ей – Машкиной бабке. Старой и немощной, хотя совсем не выжившей из ума. Кое на что она еще сгодится.

– Ты… Успокойся, Машка, – попросила она ее тем вечером.

Каким, точно и не вспомнить: они друг на друга, как близнецы-братья, похожи.

– Он не мог, понимаешь! – Машка подняла от подушки зареванное опухшее лицо. – Может, в чем-то он и непутевый, но он не убийца, нет!

Машка позволила погладить себя по голове, потом укрыть одеялом. И даже попросила бабку посидеть возле нее.

На следующий вечер она не явилась домой ночевать. Было это позавчера. Вчера выпустили Гришку. Машка повеселела, правда, ненадолго. Утром снова носом хлюпала. Наверное, потому, что он ее попросил больше к нему не подходить. Велел за версту обходить его и его мотоцикл. Каким-то еще словом смешным его назвал, баюкающим. Клавдия Ивановна не запомнила. Оно ей не нужно.

Ей теперь нужно другое: внучке помочь в ее сердечных делах. Чтобы уже не плакала она. Повеселела. А для этого необходимо кое-что вспомнить. Из того далекого летнего дня, когда Нину убили.

Был это август, кажется. Август или июль? Может, сентябрь?

Ох, как давно это было! Словно в другой жизни и не с ней.

С некоторых пор ее память атаковало страшное чудовище, слизывающее безжалостным языком даты, события, лица. Дальше будет хуже. Она знала. Поэтому надо торопиться.

Клавдия Ивановна высыпала на чистый, высушенный полотенцем стол два килограммовых пакета гречки. Похлопала по ней ладонями, разгоняя крупу из кучек в ровный слой. Надела очки, взяла в левую руку холщовый мешочек, села на табурет. Правой рукой принялась сгонять в сторону черные крупинки, чистые – в мешочек.

Чудеса, конечно, но работы на полчаса. Гречка нынче чистая, сортовая. Не то что раньше. Возиться приходилось долго. Сядут, бывало, с соседками во дворе за стол. Укроют его чистой клеенкой. И по очереди каждой сообща перебирают. Дело спорилось. Разговоры шли. Мечтали часто.

О чем же они мечтали-то тогда, дай бы вспомнить?

Разговоров много было, все хорошие. Добрые. Они ладили хорошо в старом-то дворе. Это теперь, после того как их переселили в новое жилье, никто ни с кем почти не общается. Все сидят по новым квартирам, как по норам.

О чем же они мечтали? И с кем?..

Она собрала всю гречку в мешочек. Затянула сверху петельку из шнурка. Убрала в шкаф. На столе осталась крохотная кучка черных зернышек. Клавдия Ивановна смахнула их в ладонь и отправила в мусорное ведро. Она что-то разнервничалась, и зерна полетели мимо.

– Чертовщина какая-то! – воскликнула она, замирая с растерянно разведенными руками. – Чего распсиховалась-то, старая? Памяти нет? Кто же тебе ее вернет-то!

В дверь неожиданно позвонили.

Кого принесло, интересно? Машка в школе. Так у нее ключи есть. Звонить не станет. Полиция по ее душу уже была. Да и они знают, что ее внучка в школе. Кого принесла нелегкая? Если это сноха, то она ей…

– Вот я тебе сейчас покажу, прошмандовка, – зло шептала Клавдия Ивановна, передвигаясь, прихрамывая, к двери. – Явилась, сучка, жизни меня учить! Как Машку воспитывать следует?

Сноха обещалась заехать. Не просто так Клавдия Ивановна причитала, поспешая на звонок. Обещала Машке космы выдрать. Это еще видно будет, кто кому космы драть станет!

– Чего тебе?! – закричала Клавдия Ивановна, распахивая дверь.

На лестничной клетке снохи не было. Там топтался странный увалень в очках, с пожелтевшими синяками на толстом лице.

– Простите. – Он шарахнулся назад от ее грозного крика.

– Ну! – решила не сбавлять оборотов Клавдия Ивановна, а то еще сочтет ее сумасшедшей. – Чего тебе? Чего названиваешь?

– Мне бы поговорить.

Толстяк шумно сглотнул, сунул руки в карманы потрепанных спортивных штанов.

– Здравствуйте. Простите, что побеспокоил. Я ваш сосед. Племянник Нины Васильевны.