Позови меня трижды

Вот и конец поздней дорожки. Катя разулась у входа и прошла в комнату. Ее квартиру, как всегда по ночам, через окно заливал яркий свет. Это был не лунный мягкий свет, а бессердечный неоновый свет от фонаря, прикрепленного прямо на наружной стене их дома. "Хорошо придумано, - в который раз машинально прикинула сметную часть Катя, - на столбах и проводке до 28 процентов сэкономили". Но настроение у нее резко упало, когда она, обернувшись, увидела себя в этом голубоватом свете в трюмо, стоявшем напротив. С беспощадной насмешкой над уходящим временем зеркало отражало ее полноватую, сутулую спину. Во всем был виновен этот нелепый свет наружного фонаря. Но Катя подумала, что, наверно, надеяться уже поздно. Отражение будто говорило ей: "Если ты не была нужна ему молодой и красивой, то что толку надеяться с этими ранними морщинками под глазами, скорбными складками у рта? Не надейся, живи, как живется! Вот мы живем и живем, хотя живы только отраженным светом"

Катя вдруг поняла, что за многие годы она оказалась этой ночью совершенно одна. Она резко встала с дивана и открыла дверцы антресолей шкафа. Достав оттуда потертый саквояж, она открыла его и осторожно вынула пыльный флакон, увенчанный хрустальным шариком. Замедленным движением она провела капелькой масла по смеженным векам, мочкам ушей, вглядываясь в туманную поверхность шарика...

Вначале ничего не изменилось. Она все так же сидела в своей комнате, залитой неоновым светом, тикал красный будильник возле изголовья Володиного дивана, а из крана на кухне капала вода. В голове была пустота. Собственно, ничего не происходило только потому, что Катя и сама не знала, что же должно произойти. Никаких вопросов, на которые она могла бы увидеть ответы, внутри ее не было.

Наверно, таких ночей впереди у нее еще будет много-много. Мама так любит Машу, так надеется, что Катя наладит свою жизнь! Она все время пытается перетащить Машу жить к себе. Мол, без Маши Катя легче сможет наладить отношения с Володей. Будто Маша - помеха. Нет, если отношения не смогло наладить даже появление Маши, то никаких отношений уже нет вовсе.

И так еще долгие-долгие годы она будет встречать праздники в своем отделе, и до самой пенсии ничего не изменится. Разве что, их отдел все-таки завоюет переходящее красное знамя обкома партии, регулярно перевыполняя план. Со сцены актового зала их перед каждым праздником будут вот так же поздравлять, как сегодня... А пальмы станут еще больше, еще выше, и ухаживать за ними, после ухода графинь на пенсию, до самой своей пенсии станет она.

Вот тут-то что дрогнуло вокруг нее, медленно, с неохотой туман начал рассеиваться. Нет, такого не может быть... Но ведь даже если она сошла с ума, то она все равно бы не смогла вообразить такого! Это чья-то чужая, дикая, невозможная фантазия!

Вначале в уши ударил резкий женский крик. Похоже, кричала их плановичка: "Что же это, Господи? Да как это меня сократить? Я же на работу в отдел раньше всех пришла, мне до пенсии семь лет осталось! У меня же двое детей! Куда я пойду? Что же это? Господи!"

А вокруг все менялось... Менялось время, менялись знакомые очертания их отдела и всего проектного института. Она не верила своим глазам, чувствуя, что все в ней отказывается верить, сопротивляется чьей-то нечеловеческой логике. Да, несомненно, логика в этом была, но вот только чья?

Вначале пропали пальмы, и она увидела, что их отдел стал без них неприлично пуст. А потом она увидела сцену актового зала. Только сегодня, в четыре часа дня здесь состоялось заседание партийного актива города, посвященного 68-й годовщине Великой Октябрьской социалистической Революции. Но сейчас здесь плясали голые по пояс девушки. На заднике сцены, где всегда висел красный профиль Ленина, теперь маленькими цветными лампочками от елочных гирлянд было выведено странное изречение: "Топлес всегда с тобой!" И вроде раньше она ничего такого не конспектировала у классиков марксизма. Среди обнявшихся в канкане девушек Катя заметила их секретаршу Леночку с бледным лицом и голой цыплячьей грудкой.