Позови меня трижды

Никогда в жизни ни до того, ни после Кате не довелось танцевать так, как в ту ночь. Этот дикий чувственный танец сладкой истомой пронизывал гибкие руки и заставлял острее ощущать биение крови в жилах. Катя была по пояс голой, с одним прозрачным сари на бедрах, но танцевала она все же не в институтском актовом зале. Как ни странно, но там, в огромном зале, украшенном ткаными золотом занавесями и гирляндами цветов с пьянящим ароматом, освещенном слабо потрескивающими факелами, ее нагота была вполне уместной. Кожа у нее была темно-коричневой и вся покрыта маслом, пахнувшим удивительно нежно. А на голове - такая небольшая диадема... Боже мой, опять эти головы...

Восхищенные ее танцем люди рукоплескали ей сидя на подушках, вольно раскиданных возле столиков на низких гнутых ножках. Они пили красное густое вино из плоских, больше похожих на блюдечки, чашек... И, конечно, на золотом подносе, с которым она танцевала до утра, гася покрывалом витые свечи, лежала та самая гадкая запасная головка Валеры с кровавой пеной у страшного рта.

***

На следующий день Катя вместе с графинями пошла на демонстрацию. Вернее, едва доползла. Из-за подготовки к вечеру она совсем забыла запастись справкой о болезни, поэтому надо было идти. Но опытные сослуживицы просто спасли ее. Во-первых, графини ловко увернулись от транспарантов и флагов. Но не потому, что их было тяжело нести, просто после демонстрации приходилось на холоде долго ждать машину, отвозившую весь агитационный инвентарь на склад. Они надули грозди шаров, дали Кате детский флажок, и институтский распределитель транспарантов их уже даже не окликал. А во-вторых, они помогли ей пройти демонстрацию, подхватив ее под руки с двух сторон.

Это было очень кстати, потому что на трибуне Катя увидела мужа. Он стоял относительно трезвый рядом с обкомовскими дамами и кричал лозунги, на которые толпа отвечала нестройными криками. Катя любила покричать "ура" на демонстрациях, но тогда и здравицы в честь передовиков производства все-таки произносил не ее гулящий муж.

СЕМЕРКА ЧЕРВЕЙ

Семерка червей - перемена в жизни, мысли червонной дамы, прочитанные королем. Где дама червонная? Так ведь и тебе когда-то доведется ею стать, поэтому она здесь, на оси пасьянса лежит. А что будет с тем, кто мысли читает? Бог его ведает, а впрочем... Да вот с этими десятками этому читателю падает приятное уединенное свидание... Это по книжке старой так называлось красиво. Нынче так сказать не умеют. Так ведь грязно скажут про это, язык без костей! Да оно, может, и вернее по сути-то...

Володя зашел домой только чтобы перед зеркалом отрепетировать свою речь о проблемах молодежного стройотрядовского движения в свете перестройки и новой экономической программы партии. На торжественное заседание актива в город должны были приехать гости из Центрального комитета ВЛКСМ, поговаривали, что будет раздача орденских планок. Как хотелось Володе получить орден! Он жестоко завидовал двум парням из афганского комитета, имевшим ордена. Это был высший знак причастности и неприкасаемости. Правильно, этим афганцам раздавали ордена все, кому не лень, а попробуй получить их тут! Хотя еще надо бы разобраться, где шла настоящая война. Нет, орден Володе был очень нужен, поэтому он заранее придавал своему лицу проникновенное, одухотворенное выражение, прищуривал глаза, вглядываясь в грядущие свершения социализма с человеческим лицом. Интересно, а какое лицо было у социализма до перестройки? Не брякнуть бы где вслух такое, надо изживать ненужные вопросы даже из подсознания. Главное, что его физиономия на орден очень даже тянула, гораздо больше тянула, чем рожи этих афганцев.