Позови меня трижды

Иногда вместе сходятся весна и осень, лето и зима, молодость и старость. О чем могут они рассказать друг другу? Наверно, многое... Они часто засиживались допоздна за остывшей чашкой чая. Валентина Петровна все говорила, говорила, она так мало говорила в последнее время. А Катя слушала маму, и ей было стыдно, что в это самое последнее время, когда мама ее была так несчастлива, у нее почему-то совсем не было времени для нее. Мама все поражалась, что жизнь, которую они с комсомольским задором строили с Васей, оказалась совсем не такой, как они когда-то думали. Хорошо, что Вася так вот этого всего и не увидел. По правде, говоря, некоторые события в жизни и Катю радовали только тем, что ее слишком правильному отцу уже не доведется о них узнать. Она и сама не понимала, куда ее несет вместе с окружавшим ее миром. И, вся отдавшись этому ощущению, она взяла себе за правило никогда больше не задумываться о собственном будущем и ни о чем больше не жалеть. Монотонная мамина речь успокаивала, прогоняла тревогу. Вообще все тревоги надо запивать чаем с малиновым вареньем. А ее мама даже находила в себе силы смеяться над тем, что происходило вокруг.

- Кать, давай по рюмочке выпьем?

- Так ведь это вредно, мама...

- Ну, ты чо, не пьешь, что ли?

- Пью иногда.

- И я иногда. Все пьют, иначе талоны бы не выдавали. На мыло выдают выдают! На мясо выдают - выдают! Это только у нас в деревне секта была верующая, они мясо не ели, не пили совсем и не мылись, второго пришествия ждали. Их потом в катажку упекли, чтобы народ не смущали. Давай, выпьем! Второго пришествия не жди, никто к нам не придет! Дураков нынче нету!

Мама стала совсем седая. Глаза только остались прежними.

- Кать, спросить боялась, ты ведь с Вовкой-то не живешь?

- Разойдемся мы, мама, скоро.

- Понятно. За квартиру его не держись, у вас с Машкой есть, где жить. Давеча видела твоего Валерку в деревне.

- Никакой он не мой.

- Конечно, не твой. Завозил он Егорку своего к Гале на побывку. Не поверишь, пацаненок - вылитый Валерка маленький. До того умильный! Все к Машке нашей салазки вострит: "Машенька, я тебе конфетку привез! Машенька, давай я тебе книжку почитаю!" Мягкий больно, не в папашу. Тяжело ему будет в колонии.

- Да как его в колонию? Его что, в колонию отправляют? В семь лет?

- Да никуда его не отправляют кроме деревни. Пока. Просто, сама ведь знаешь, что яблонька от вишенки обычно падает недалеко.

- Мам!

- Я уж тридцать лет как "мам"! И я вообще не об этом! Знаешь, кто его до деревни подвез? Терех! Вот как Галя с его отцом сошлась, первый раз был. Танька приезжала, а он - ни в какую! Тоже урка тот еще! Но машина у него, не поверишь, "Восьмерка"! Галя сказала, что Терехову за Отечественную войну талон на нее дали. Им в деревне и мотоцикл - выше ноздрей, а деньги на тот момент были только у Тереха. Представляешь? И одет так солидно. Валерка-то твой только мастер сменный, а Терех уже зам начальника цеха! Вот!

- И что это ты мне рассказываешь?

- Да просто новостями делюсь.

- Нет, а к чему ты мне это говоришь-то все?

- А чо, мне уж тебе и сказать ничего нельзя, да? Удивляюсь я жизни, вот что! Валерка-то твой в заношенной рубашонке, застиранной! А этот - с иголочки! На восьмерке! И неженатый! Либо у него баба тайная живет, либо мы обе с тобой - дуры дурами!

Странные они вели с мамой разговоры, странные. Но вокруг них изменялось все, темы разговоров - тоже. Даже в самом страшном сне не могла Катя предположить, о чем станут вслух говорить люди в транспорте, еще злее стал народ в очередях. И как-то еще три года назад Катя впервые решила не идти на осеннюю демонстрацию вовсе. Для нее навсегда сложилось, что праздник, естественная смена времен года - это всегда демонстрации, на которые они всегда ходили всем двором вместе с родителями. В детстве ее искренне удивляло, что на Новый год не бывает демонстраций. И было так интересно узнать, что же этой демонстрацией повезут пятитонки с электро-механического, и какие фигуры придумают для своей колонны строители. Кто-нибудь из их дома обязательно брал гармошку, и, обнявшись, их родители проходили с песнями по двум главным улицам города.

А теперь грустные пожилые люди с красными бантами в поредевших колоннах несли лозунги: "Долой продажные шкуры!", "Вешать воров и демократических проституток!", "Мафия не пройдет!" А с тротуаров им вслед свистели подростки в кожаных куртках: "Не пройдет мафия, так проедет! На джипах, с ветерком!".

Раньше после демонстрации у кого-нибудь дома собирались шумные застолья за огромным круглым раздвижным столом, под которым так удобно было сидеть, слушая взрослых. Те говорили, в основном, о работе. Трудовой настрой буден пронизывал и праздники. И даже в демонстрацию у них на работе обязательно случался прорыв, и к разгоревшемуся застолью подъезжала аварийная машина, собирая их нетрезвых родителей, спешно натягивающих кирзу и телогрейки.