— И правда, повезло, — хмыкнул Павел: про уличных идиотов он знал не понаслышке. — Тёмке в прошлом месяце в подземном переходе какая-то гопота закатала в волосы жвачку. Он, конечно, их всех раскидал батманами, но волосы всё равно пришлось состричь почти под ноль… У Тёмы был настоящий траур, он же так гордился своей шевелюрой.
— Ладно-ладно, иди умывайся, — Милка шутливо подтолкнула его плечом в сторону ванной. — До Нового года меньше часа осталось, а ты всё ещё трезв как стёклышко, непорядок! Мы же договорились кошмарно напиться…
=37
Они действительно напились.
Минут за десять до наступления Нового года Мила вдруг вспомнила, что у неё есть ключи от чердака, через который можно выбраться на крышу и полюбоваться на праздничный фейерверк. Павел с радостью поддержал эту не слишком трезвую идею, и, захватив с собой новую бутылку шампанского, они полезли на чердак.
Там, на крыше, они и встретили две тысячи шестнадцатый год. Стояли, тесно прижавшись друг к другу, и заворожённо наблюдали за всполохами салютов, по очереди отхлёбывая шампанское прямо из бутылки, потому что фужеры или хотя бы одноразовые стаканчики, конечно же, никто взять не додумался.
— С Новым годом, Пашечка, — Милка потёрлась щекой о рукав его пальто. — Я так рада, что ты у меня есть, просто не представляешь. Ты — самый лучший и самый близкий человек в моей жизни.
— Ты в моей тоже, — он ещё крепче прижал её к себе, приобняв одной рукой за плечи.
Милка подняла запястье на уровень лица и снова полюбовалась подарком Павла на день рождения — изящным серебряным браслетом. Это было очень символично… Оба они прекрасно помнили давний случай на рынке в Таганроге, когда Милу несправедливо обвинили в воровстве. Но, если бы не тот инцидент — кто знает, встретилась бы на Пашкином пути Ксения Андреевна Хрусталёва, его добрый ангел, его фея, его проводница в новую жизнь?..
Мила же подарила ему на Новый год весёленькие полосатые гетры, памятуя о том, что другу следует держать ноги в тепле во время репетиций. Этот нехитрый презент растрогал Павла до глубины души. Да, Милка совершенно не интересовалась балетом, но она заботилась о его здоровье и самочувствии, потому что ей был небезразличен он сам, так что этому подарку в буквальном смысле не было цены.
— Так что у вас с Эдиком? — спросил между тем Павел. — Это окончательный разрыв или просто в очередной раз поссорились?
Милкино лицо помрачнело — она уже успела забыть о том, что буквально несколько часов назад ей разбили сердце.
— Он просто меня бросил! Представляешь, какой козёл? После всего, что между нами было…
— Откровенно говоря, он ещё долго тебя терпел, — пошутил Павел. — Твои закидоны ни один нормальный человек не выдержит. Ну, кроме меня, конечно… Я просто уже привык. А что касается того, что между вами было… Ты не беременна, надеюсь?
— Уф, слава богу — нет! — Мила выразительно закатила глаза.
— Ну и всё. Считай, что легко отделалась.
— Он нашёл себе какую-то белобрысую овцу с сиськами четвёртого размера. Они сейчас Новый год вместе встречают, — с обидой и ревностью произнесла Мила, упрямо не желающая успокаиваться.
— Сиськи четвёртого размера — это, конечно, весомый аргумент… — задумчиво произнёс Павел, но, заметив, что подруга замахнулась на него бутылкой, тут же поднял руки:
— Шучу, шучу! Твои сиськи тоже очень даже ничего.
— Правда? — с надеждой спросила она. — Ты мне это сейчас как друг говоришь или как мужчина?
— Как мужчина вообще скажу, что ты вполне… секси, — он окинул её оценивающим взглядом. Мила пристально всматривалась ему в лицо, пытаясь сообразить, не врёт ли, а затем не выдержала и всё-таки рассмеялась:
— Да ну тебя!
— Почему это “ну”? — притворно обиделся Павел. — Ты меня как парня вообще, что ли, не воспринимаешь? Или, подобно твоему драгоценному Эдичке, втайне уверена, что у меня в дипломе написано чёрным по белому: “Артист балета. Гей”?
Он подошёл к самому краю крыши, обнесённому невысоким и не слишком-то надёжным ограждением, и закинул на него ногу, будто находился у хореографического станка в танцклассе.
— Нет, конечно, ты не гей, я же помню все твои… увлечения и влюблённости, — Милка опасливо поёжилась, наблюдая за его действиями. — Но…
— Что “но”? Говори, раз уж начала.
— Ты бы отошёл подальше. Мне смотреть на тебя страшно! — заявила она. — Стоишь на самом краю.
— А вот так? — он легко уселся в продольный шпагат, балансируя на узких перилах и забавляясь её испугом.
— Паша!.. — взвизгнула она с округлившимися от ужаса глазами. — Я с тобой… дружить не буду, если ты сейчас же не слезешь оттуда.
Нехотя подчиняясь, Павел спрыгнул с ограждения и снова подошёл к Миле.
— Так что “но”? — с нажимом повторил он.
Милка замялась. Глаза её виновато забегали.
— Всё равно, Паш, извини, но для меня балет и секс — нечто из совершенно несовместимых понятий. Все эти балеруны…
— Танцовщики, — привычно поправил он, скрипнув зубами.
— Ну хорошо, пусть будут танцовщики, — согласилась Мила и сделала ещё один глоток из горлышка бутылки, — вы… то есть они… для меня и не мужчины вовсе.