– Фейерверк в твою честь. – Ее возмущение сменилось сарказмом. – Ну и что ты придумал в этот раз?
– Дом затеял строить. Вот дострою, тогда…
– Ага, потом на очереди будет баня, гараж… Раньше хотя бы уважительные причины находил. А сейчас даже не стараешься!
– Ну извини… – Он начинал злиться. Почему он постоянно должен оправдываться?
Но она уже не слушала. Ее понесло.
– Двенадцать лет назад я тебя почти увела, но в последний момент ты заныл, что сын маленький… Я смирилась. Ждала. Потом ты не мог уйти, потому что жена болела и ее, конечно, нельзя было бросить… Теперь у тебя, видишь ли, стройка!
Раздался новый взрыв. Она вздрогнула. Высокую худощавую фигуру и длинную каштановую косу осветило россыпью разноцветных огоньков.
– Да когда они уже уймутся? – Раздражение ее скоро выдохлось, и она с грустью заметила: – А ведь когда-то ты меня сам звал… Помнишь, после ухода Лары?
– Но ты не пришла…
– А я тебе не собачонка по первому свисту прибегать! У меня были свои планы.
– Вот, ты вся в этом! – не без укоризны заметил он.
– Ну почему всё так? Я что, уродина? – Ее голос дрогнул, она едва не плакала.
– Никто не может перед тобой устоять, – поспешил заверить он: слезы всегда его обезоруживали.
– Вот именно! Да стоит мне только пальцами щелкнуть, и мужчины пачками будут падать к моим ногам. Да-да. И помоложе некоторых. Кстати, у тебя сын очень даже недурен. Гонщик, кажется. Я люблю рисковых…
– Но-но, говори, да не заговаривайся! К сыну близко подходить не смей! – задохнулся он.
– Так ты идешь? – в последний раз позвала она.
Он был не настолько глух, чтобы не расслышать едва прикрытую угрозу.
– Да, – обреченно согласился он.
Он почувствовал, как она подошла к нему и коснулась своей стылой рукой. По коже побежали мурашки.
– Холодно! – пожаловался он.
Она распахнула перед ним дверь. Он зажмурился, выходя из привычной темноты на слепящий свет.
Дверь за ними закрылась. В комнате осталась лишь черная пустота. Вдруг откуда-то раздался голос:
– Еще разряд!
И снова громыхнул фейерверк.
На окруженном врачами столе в ярко освещенной операционной лежал немолодой мужчина. Один из реаниматологов, вздохнув, отложил в сторону дефибриллятор. Равнодушная прямая линия уже несколько минут нудно тянулась по экрану осциллографа. Хирург снял маску, вытер ею потное лицо. Медсестра было дернулась, чтобы снова промокнуть его лоб тампоном, но вовремя остановилась.
Тело накрыли белым саваном простыни.
Ольга Кузьмина
Воображаемый друг
Питер ненавидит оранжевый цвет. Даже от мандаринов отказывается, если угощают. Потому что каждый день ему дают таблетки из оранжевого пузырька с ватным шариком под тугой крышкой. После них становишься вялым и сонным. Каждую неделю на приеме у врача Питер надеется, что таблеток больше не будет. Он ведь просто говорит правду. Он не виноват, что никто не видит Кая.
– Да соври ты им, – ворчит Кай. Они сидят в своем тайном месте, и Питер отчаянно трет слипающиеся глаза. – Ну, подумаешь, скажешь, что меня нет. Мы-то знаем, что я есть.
– Не хочу! – Питер упрямо мотает головой. – Ты мой друг. Настоящий, а не воображаемый!
Кай улыбается, растягивая лягушачий рот от уха до уха. Уши у него длинные, как у зайца. А зубы такие острые, что Питер даже испугался, когда первый раз увидел. Несильно, чуть-чуть. «Ты эльф?» – спросил он тощего мальчишку с пегой гривой волос. «Сам ты эльф! – огрызнулся тот. – Еще раз обзовешь – в глаз дам!» Потом шмыгнул носом и добавил: «Расскажи сказку, а? Я слышал, как ты рассказываешь – там, у дуба».
Тогда мама еще водила Питера в Кенсингтонские сады на детскую площадку. А он прилипал к решетке, огораживающей древний Эльфийский дуб, и рассматривал крошечных существ в трещинах коры. Разговаривал с ними, придумывал истории.
Теперь мама никуда с ним не ходит, не хочет позориться. Даже к врачу Питера водит специальная няня. И в парке они обходят детскую площадку стороной, потому что Питеру нельзя перевозбуждаться. Можно только гулять у озера и кормить птиц.
Хорошо, что няня не слишком следит за ним – садится на траву под деревом и утыкается в айфон. А Питер потихоньку убегает в потайное место – к Каю. На этот раз он рассказывает другу про Питера Пэна.
– Нет такого острова – Нетландия. – Кай зевает. Эта сказка ему почему-то не нравится. – Авалон есть. Я там живу.
– А как туда попасть?
– Все тебе расскажи. – Кай ложится на спину и закусывает чудом спасшийся от газонокосилки колосок дикого овса. – Многие знания – многие печали. Так в вашей Библии написано, между прочим.
– Ты ее читал?!
– А что такого? У нас все читали. Интересно же.
– К вам можно попасть через озеро, да? – не отстает Питер. – Я видел, как ты ныряешь.
– Подглядывал? – Кай приподнимается на острых локтях. – Правильно раньше таким, как ты, глаза вырывали. Чтобы не видели, чего не следует.
Питер краснеет.
– Я случайно. Ну пожалуйста, возьми меня с собой! Я умею плавать. И целую минуту могу не дышать.
– Этого мало. – Кай вздыхает. – Мы от вас отгородились, понятно?
– Почему?