Позвольте представиться!

– Значит, так, дедуля, – местный босс запустил палец в ноздрю и прогундосил: – Ты сейчас зовешь сюда свою девку, я даю тебе за нее целых десять монет, и мы с ней уезжаем. А ты остаешься благодарить Создателя, что мы не переломали тебе ноги. Я справедлив! Да, пацаны? – Кривой Джим обернулся к негриле и еще одному чернявому, вылезшему с заднего сиденья.

Те с готовностью заржали:

– Конечно, Джим, о чем базар, да о твоей справедливости легенды ходят, гы-гы-гы!

Я молчал, неторопливо смоля козью ножку. Мне вдруг стало скучно. Зевнул и сказал:

– Ребятки, у меня другое предложение. Вы берете свои толстые задницы в пригоршню и сваливаете отсюда живыми. Если вы больше не показываетесь на глаза ни мне, ни Лене – я о вас забываю.

Настала звенящая тишина, да такая, что можно было услышать, как с мягким чпоком у бандитов отпали челюсти. Кривой Джим перевел свинячьи глазки на мой «стонер», лежащий в стороне, отметил, что тот стоит на предохранителе, побагровел и со словами «ну ты нарвался, козел!» шагнул ко мне, пнув попавшуюся под ноги рябую несушку. Та, перестав вдруг квохтать, отскочила в сторону.

Я закрыл глаза и тихо свистнул.

* * *

Через пару минут все было кончено. На дороге в клубах пыли лежали три окровавленных куска мяса. При должном усердии в них еще можно было опознать Кривого Джима и его подельников. Но надо было очень постараться.

Пыль начала оседать. Я поднялся и шагнул к машине, так и стоявшей с распахнутыми дверцами. Нагнулся, подняв валяющийся лучемет, оглядел его и с сожалением отбросил в сторону. Оружие уже никуда не годилось, его ствол был смят и покрыт сотней ямочек – как чеканщик по куску жести молоточком прошелся.

За спиной раздался частый дробот. Я обернулся, догадываясь, что это может быть, и точно: мимо с распущенными крыльями черной встопорщенной молнией пронесся петух Зигфрид, явно сожалеющий, что пропустил такое веселье. Подскочил к тому, что пять минут назад было Кривым Джимом и, прицелившись, долбанул острым тяжелым клювом того в лоб. Череп бедняги треснул, развалившись, как упавший с телеги арбуз. Зигфрид хрипло издал победный крик, отчего с дуба посыпались желуди, и принялся жадно глотать еще теплый мозг.

На двух остальных несчастных тем же самым занимались остальные мои милые несушки.

Да, друзья, Сидорович знал, что мне продать. Подозреваю, что эту славную породу пернатых убийц он вывел сам, пустив в дело ту дрянь, что мы ему сдали после очередной вылазки в Зону. А чего, недаром он до Хлопка был одним из яйцеголовых, в каком-то секретном институте сидел, говорят. Вот и вывел, да выдрессировал потом. И мне подсобил. Правда, содрал за них три шкуры, ну да я не в обиде, то уже окупилось сторицей. Еще и яйца несут – всё прибыток.

Ну что ж, с кривыми джимами покончено, выводок позаботится, чтобы не осталось следов. «Шарк» я, пожалуй, загоню тому же Сидоровичу. А то и подарю. А теперь пора ехать, обрадовать мою Леночку. О чем-то она давно догадывается, но вопросов не задает, ждет, что я сам заговорю. Повторюсь, правильная у меня подруга.

Пора ехать за ней.

Я подкачал бензин, нажал стартер, квадрик дернулся, чихнул и заквохтал ровно и мягко. Прямо как мои любимицы. Забрался в седло и порулил к заимке. Хотя стоп! А не порадовать ли мне Леночку?

Я спрыгнул с сиденья и забежал в дом, не став глушить квадрик. Порылся в рюкзаке и выудил небольшую розовую коробочку. Открыл, полюбовался на колечко, сверкнувшее холодным блеском бриллианта, улыбнулся и переложил подарок в карман куртки. А чего? Давно пора предложение сделать – как в старые добрые времена! Вот и повод будет в Город съездить, давно собирался. В ратуше и обвенчаемся, мне-то все равно, а ей приятно будет.

С этими мыслями я снова забрался в седло и газанул в лес.

Смеркалось.

Елена Бауэр Разлучница

Он лежал в темноте. В голове суетливыми муравьями мельтешили воспоминания. Чаще всего всплывал образ смешливой, как ее беспечные веснушки, девушки. Эх, Лара, Лара! Если б, боже упаси, жена узнала, о ком его мысли, она бы съела его поедом. Но ему, как ни странно, теперь было все равно.

Скрипнула дверь. В образовавшемся треугольнике света мелькнула чья-то тень.

– Кто здесь? – Птицей, пойманной в силки, забилось в груди сердце.

– Испугался? – Во мраке комнаты ее совсем не было видно, но он понял, что она улыбается. – Каждый раз одно и то же!

Голос ее звучал приятно, вкрадчиво, с едва уловимым иностранным акцентом.

– Пора привыкнуть, – буркнул он.

– Не будь таким букой! Признайся, ты рад меня видеть! Надеюсь, ты меня ждал?

– Надежда умирает последней…

Она рассмеялась. Его слова совершенно не задевали ее.

– Так что, решился? – бодро поинтересовалась она, пропуская его ворчанье мимо ушей.

– Пойми, сейчас не самое подходящее время… – робко начал он.

– Ты что, издеваешься? Сколько можно? – Она прервала его на полуслове, в голосе зазвенели ледяные нотки.

Вдруг раздался громкий хлопок. Комнату на мгновение залило ярким светом.

– Что это?

Он сам себе удивлялся. Прежние страхи теперь совсем его не трогали, а резкий неожиданный звук напугал. Нервы никуда не годятся.