Позывной ’Грэй’

Анна уступила мне кровать, поделилась едой. Такая добрая девочка! Чем дольше я её рассматривал, тем больше находил её красивой. Как мог Андре отпустить этого нежного ангела в полную жопу? Я ещё раз убедился, что ничего святого у этого мужика нет!

Сделав запрос на рыжую берлессам, я довольно быстро получил некоторую информацию о ней.

Она берлесска, так же, как и я. Будучи Журавлёвой, жила с родителями в Стальном. После взрыва АС Андре удочерил её, и она стала Дюпон. Новый папка хорошенько засрал мозги доченьке, раз она открещивается от своих берлесских корней. Другого объяснения этому я не нашёл. Они там все ёбнутые в своём антиберлесском альянсе.

Дюпон, должно быть, в большом авторитете у Анны, если она перестала быть берлесской? Не может берлесский человек так ополчиться против сородичей.

Перед тем как пойти к Дюпон, я пролистал записи с видеокамеры, что у неё забрали, и посмотрел несколько её репортажей из Кижей.

Образ мрази, которая насочиняла полную чушь для фрогийского телевидения, никак не вязался с этой рыжей милахой. Внешность настолько же обманчива, насколько же и блевотны её репортажи.

Бедные берлессы! Если верить Анне Дюпон, то и Иисуса Христа тоже они распяли, и Титаник потопили со своей подлодки! Рыжая врушка! Не знай я достоверной правды о том, что происходит в моей стране, я бы этой милой девочке тоже поверил на слово.

Дюпон здорово придумал, заручившись поддержкой дочери. В информационной войне равно, как и в обычной, все средства хороши. Он воспитал истинную патриотку Фрогии — это заслуживает уважения. Пожалуй, только это и заслуживает.

— Тебе страшно, Серёжа?

Она поставила стул возле койки и села на него, подтянув колени к груди.

Её смущали мои пристальные, внимательные взгляды. Я поймал себя на том, что разглядываю её, как девушку, а не как врага. Или дочь врага? Какая на хрен разница?

Я немного одичал. Давно не общался с девушками просто так, не по делу. Я и раньше не особо уютно чувствовал себя в компании девчонок, не зная, о чём с ними разговаривать, а сейчас и подавно. Как-то нужно было расположить к себе собеседника. Разжалобить Анну ещё сильнее? Больше ничего не приходило на ум. Психолог из меня хуёвый. Как и актёр.

Не надо было прогуливать занятия в училище! Кто ж знал, что мне на практике эта хрень пригодится?

— Я бы хотел сказать, что нет, но это бы не было правдой. Мне очень страшно, Аня. Я знаю, что я мужчина, я должен держаться достойно и с честью принять свою смерть, но я не герой, я трусливый человек. И мне от этого горько. Понимаешь?

— Если тебе станет легче, то я тоже трусиха, — грустно усмехнулась девушка. — Моя подруга была смелой. А я нет.

— Была? Что с ней случилось?

— Сепаратисты убили её сегодня. А потом бросили в лесу.

Девчонка расплакалась. Это хорошо, наверное?

Значит, второй военкор — это её подруга? И видеокамера может быть её, а не Анны? Жаль. Я надеялся, она пояснит чуть позже, что за города на видео и примерную численность людей и техники, что там засняты. Если девушки были вместе с самого начала, то Анна должна быть в курсе, что и где наснимала её подруга.

— Вы были в каком-то военном лагере? Он далеко отсюда?

— Нет, не очень. Но я не знаю, где мы теперь. Что это за место?

— Я тоже не понимаю, где мы находимся. Меня везли сюда без сознания.

— Ты же сказал, что местный, Серёжа? Вспомни, в каком населённом пункте у вас была тюрьма? Судя по пижаме, которую мне выдали, это женская колония.

Хм, умненькая девочка.

— Если нам удастся сбежать отсюда, я сориентируюсь, не переживай! Только знать бы, куда бежать? Как далеко наши? У вас был большой лагерь?

— Нам не сбежать, Серёжа! Не тешь себя пустой мечтой! Это база полковника Грэя! Тут сосредоточена вся его мощь! К тому же я не вернусь к кижанам, они меня убьют!

— С чего вдруг? Что ты сделала, Анна?

— Не я. Это Берта. Она убила кижанского офицера, который хотел меня изнасиловать...

Вполне правдоподобно. Мне ли не знать, какие твари северяне, когда дело касается женщин?

— О, как! Должно быть это ужасно, пережить такое? Тогда нам стоит поискать другое место. Я не хочу умирать, Анна! Не хочу! Я должен попытаться!

Анна ненадолго замолчала, теребя край пижамы, как будто бы задумалась о чём-то важном. Я ждал. Она должна сказать что-то полезное. Обязательно скажет. Я на правильном пути.

— Я не хочу бежать! Я хочу увидеть этого полковника, о котором столько разговоров.

— Зачем тебе? — удивился я.

— Не знаю... Он легенда, понимаешь? Я очень его боюсь, конечно... Но его все боятся! Весь мир! И даже мой отец... Может быть, он пощадит меня и оставит в заложниках, чтобы шантажировать папу... Потом убьёт, конечно... Я всё думаю, что он за человек, раз возглавил такое грандиозное восстание? Должно быть, он очень смелый и мудрый, раз люди пошли за ним...

Было приятно услышать о самом себе такое, но я понимал, что все слова Анны надуманы. Равно, как и о берлессах, о моей ЧВК тоже сочинили немало небылиц. Если кого мои "подвиги" и впечатляли, то вот таких вот наивных девиц, разве что.

— Видел я этого полковника, — нехотя буркнул я. — Ничего особенного...