Позывной «Курсант» — 3

Да, Ольга Константиновна понравилась мне сразу. С самого начала. Однако между словами «симпатия» и «влюблённость» имеется весьма ощутимая разница. А сейчас, стоя рядом с этой женщиной, я однозначно склонялся в сторону влюбленности. Очень уж на то похожи эмоции, которые меня захлёстывали из-за близости блондинки.

— Хорошо. Я рада, что вы не держите зла, — кивнула Ольга Константиновна. А потом она вдруг подалась вперед и губами прижалась к моей щеке.

Потом, правда, резко сорвалась с места, умчавшись в сторону Большого дома. Видимо, засмущавшись своих же действий.

— Охренеть… — высказался я вслух, глядя вслед учительнице.

Так-то, я — семнадцатилетний пацан, а она молодая, но уже взрослая женщина. Что за странное поведение? Мне она нравится, да. Пожалуй, слишком сильно. Но сейчас не те времена, когда в в тренде понятие «милфа». Соответственно, Ольга Константиновна вообще никак не может заинтересовать мной. Исключено. Тем более, она.

И вот получается, что на данный момент я вдруг стал счастливым обладателем двух крайне желаемых вещей. С одной стороны — женщина, которая мне интересна, начала вести себя так, будто я ей тоже не безразличен. С другой — вообще тушите свет. План, который казался мне сложным в исполнении и требовал времени, внезапно уложился в один месяц без малейших усилий с моей стороны.

Странно? Не то слово. Я бы даже сказал, опасно.

— Реутов! — голос Шипко вырвал меня из раздумий.

В комнате было тихо. Подкидыш опять сидел на своем месте. Видимо, пока я завис на воспоминаниях о вчерашней встрече, Ванька успел угомониться.

— Начнем с тебя. Я дам возможность каждому из вас взять тот позывной, который вам будет наиболее удобен, — продолжил Панасыч. — Тем более, решено руководителем группы назначить тебя, Реутов.

А вот это неудивительно. Тут вообще никаких вопросов. Особенно, учитывая, что Шармазанашвили вообще на меня всех детдомовцев повесил.

— Курсант, — сказал я, не дожидаясь дальнейших высказываний воспитателя. — Мой позывной — Курсант.

Глава 9 Я готовлюсь и жду, жду и готовлюсь…

Хотел бы я сказать, что-то красивое. Что-то типа… после раздела группы на две части и новости о скором отъезде, жизнь тоже разделилась. На «до» и «после». Мы стали без пяти минут резидентами. Наше положение значительно улучшилось. Мы обрели почет и уважение со стороны чекистов. Да… Вот так хотел бы сказать. Но не скажу. Потому как ни черта подобного. Не изменилось ровным счетом ничего, кроме одной «маленькой» детали. Меня, Бернеса и Подкидыша теперь гоняли еще сильнее. Именно нас троих. Такое возникало ощущение, будто чекисты решили прикола ради посмотреть, протянем мы ноги или просто на последнем издыхании протянем до момента отъезда. Этакий квест на выживание. Выдержим? Будет нам и Берлин, и крутая роль агентов разведки, и плюшки с «какавой». Сломаемся? Ну, что ж. Думаю, никто не вспомнит через месяцок.

Хотя, нет. Меня точно вспомнят. Да и подохнуть не дадут. Я — особо ценный товарищ. Просто, если текущий план не выгорит, сдается мне, терпению Бекетова придёт конец. Вот тогда со мной сначала поговорят «по-дружески». Максимально откровенно поговорят. А уже потом я один хрен сдохну.

Впрочем, единственный по-настоящему крайне уместный плюс в случившихся переменах все-таки был. В тот же день я переехал в другую комнату. Не только я, кстати. Бернес и Подкидыш тоже. Нас поселили втроем, отдельно от остальных слушателей Школы. Куда? В барак! Охренительный бонус.

Мы снова вернулись в помещение, где нет ни черта кроме кроватей, шкафа и тумбочки. Ну, еще, пожалуй, буржуйки, которая по-прежнему сиротливо маячила в углу. Хоть на этом спасибо. Потому что на улице становилось все холоднее, приближался декабрь. Соответственно, в бараке тоже ни черта были не Мальдивы. Каждое утро мы просыпались в студёной комнате, потому что за время сна печка успевала остыть, а всю ночь сидеть и подкидывать дровишки никому из нас не улыбалось. И без того сон оставался единственной радостью, которая нам полагалась.

Мы вскакивали, потом, поджимая пальцы ног из-за ледяного пола, нащупывали обувь, затем, подпрыгивая, бежали в предбанник, где лежали заранее приготовленные нами же дрова, закидывали их в печь и заново ее раскочегаривали. Не все втроем, конечно. Не одновременно. Совсем уж идиотство толпой по бараку носиться. По очереди. Распределили, так сказать, дежурство.

Потом умывались. Парочка ведер с водой стояли тут же, в комнате. Их мы тоже готовили с вечера. Вода, скажем прямо, бодрила изрядно. Она была просто ледяной.

Чтоб нормально принять душ и помыться, приходилось теперь каждый вечер тащиться в Большой дом. По утрам — хрен нам такой возможности давали. Утром в ход шла только водица из ведер.