Позывной «Зенит»

— Правильно. Это означает, что Зенит должен себя проявить в глазах Малера. Думай, как это лучше сделать.

— Чтобы он совершил какую-нибудь эффектную акцию, нужно время на ее разработку, а у нас его нет, — стал рассуждать Юрген. — Значит, это должна быть не акция, а действие.

— Поступок, — подсказал резидент.

— Да. Так вернее. Поступок. Хуберт будет присматриваться к ребятам, проявившим себя на демонстрациях и митингах. Макс там бывает постоянно.

— Мне кажется, адвокат будет подбирать боевых парней, не боящихся вступить в драку. Причем в драку с более сильным противником, с полицией, например.

— Вот и ответ, шеф. Драку мы и организуем. Конечно, не с полицией, зачем нам подставляться? Покажем господину адвокату, что геноссе Фокс — отчаянный парень, боец без страха и, что немаловажно, умеет проявить себя в схватке.

— Учти, Батый, это не должна быть просто пьяная драка. Малер должен воспринять ее как бой за что-то значимое для него, либо против кого-то, противного ему по убеждениям. Только тогда он воспримет эту драку как личное участие. Так что думайте с Зенитом. Напомни ему обязательно, что это его первая боевая операция. Суть ее — внедрение в молодежную террористическую ячейку, — напутствовал молодого коллегу резидент.

В конце встречи Юрген рассказал о разговоре с Малером об американских профессорах. Услышав, что программа называлась «Артишок», резидент пришел в неописуемое возбуждение.

— Ты хоть знаешь, что это за программа? — спрашивал Север Батыя и сам же отвечал: — Это программа, проводимая ЦРУ по определению возможностей контролировать человека до такой степени, что он будет выполнять все приказы даже вопреки своей воле. Мы предполагали, что американская разведка заинтересуется радикальными молодежными движениями, но не предполагали, что они их инициировали.

— Вы считаете, что за спиной этой группы социологов может стоять агентура ЦРУ?

— Именно. И скорее всего, Малера они используют «втемную». Молодец, Батый! Информация важная, срочно передам ее в Центр. Пусть там решают, что делать. Ты поддерживаешь контакт только с Хубертом. К этим социологам не лезь. Понятно?

— Да, шеф.

— Вот еще что. Пусть Макс навестит Голову и передаст мое распоряжение о встрече с ним. Хочу сам побеседовать с парнем.

В этот вечер молодежный студенческий театр при Коммуне давал спектакль по пьесе-параболе «Дуб и кролик» Мартина Вальзера. Это произведение было очень популярно в среде непрофессиональных политических театров. В центре пьесы — фигура парикмахера Алоиза Грюбеля, кастрированного нацистами. Он разводит кроликов и дает им библейские имена. Всю жизнь он старается ни во что не вмешиваться, готов всему верить и все принимать. Но жители городка Брецгенбурга недовольны еврейскими именами кроликов, выращиваемых Алоизом. Происходит череда событий, переворачивающих жизнь парикмахера. В конце концов, из незаметного и тихого человека он превращается в бунтаря. Алоиза помещают в лечебницу для душевнобольных.

Сама пьеса — это вызов оппортунизму мелкой буржуазии, составляющему существенную «массовую базу» фашизма, что порождает основу для его реставрации в Германии.

Малер не мог пропустить выступления, так как во многом благодаря его организационным и финансовым усилиям существовал этот театр.

Представление еще не закончилось, когда он нашел Юргена и стал настойчиво просить о встрече.

Рядом с Краузе навязчиво крутилась Марта. В последнее время девчонка старалась все чаще бывать рядом. Преданно заглядывала в глаза, брала молодого человека за руку. Это сильно напрягало, но он терпел, полагая, что это скоро пройдет и девушка найдет более подходящий объект для обожания. Сам он старался демонстративно держать дистанцию.

Мужчины решили уединиться в комнате, которая к этому времени стала выполнять роль своеобразного штаба. Там, как обычно, перекидывались в карты Максимилиан, Август и их новый приятель Карл Распе. Карл был дальним потомком того самого Распе, который породил барона Мюнхаузена. Из-за этого парень постоянно вынужден был терпеть насмешки окружающих. Он отважно себя проявил в противостоянии с полицией во время поджога издательства Шпрингера.

Театр их не интересовал. Норвежец, увидев девушку, сразу забросил карты и, явно стесняясь, приблизился к Марте:

— Привет. Хочешь? Это настоящий швейцарский шоколад. — Он осторожно протянул маленькой беспризорнице плитку в яркой обертке.

— Купить меня хочешь? — с вызовом окрысилась девчонка. — Думаешь за конфетку меня поиметь. Фиг тебе. — Она показала неприличный жест, но шоколадку взяла. — Хорошо, что хоть куклу не притащил. — Она забралась с ногами на стул и с удовольствием зашуршала фольгой.

Норвежец счастливо улыбался. Судя по всему, он был готов простить ей все, что не стерпел бы от других.

Все в комнате были свои, поэтому Хуберт сразу перешел к делу:

— Друзья, сейчас самое время для активных действий. Дучке ранен по явному наущению Шпрингера. Молодежь жаждет мести, но для реального ответного вооруженного удара нужны люди. Большинство не готово проливать кровь.

— Бодер готов, — заметил Урбах.