— Хуберт толстокожий, как бегемот. Для него это ситуативный укол, а я ему нужен. Меня он видел в деле, и я напарник Бодера. А Бодер теперь для них как Че Гевара за неимением других героев.
— Хорошо. Действуй. Но этот вариант, только если Малер предложит тебе участвовать в побеге. Сам инициативу не проявляй. Понятно?
Север оказался прав. Через несколько дней «берлинские поджигатели», в том числе Андреас Бодер и Эльза Гудрун, предстали перед судом. В качестве одного из защитников обвиняемых выступил известный левый адвокат-правозащитник Хуберт Малер.
Глава 8
Это был первый в истории Западной Германии антитеррористический процесс. В том числе и поэтому к нему было приковано особое внимание. На первое слушание все обвиняемые вышли в состоянии сильного опьянения. Фемида ФРГ страшно боялась обвинения в тоталитаризме, насилии над арестованными и задержанными, отчего страдала излишним либерализмом. Посещать арестованных могли не только адвокаты, но и друзья и родственники. Разрешалось передавать посылки, за которыми никто особо не следил. Адвокатов не досматривали, они могли пронести все, что угодно.
Подсудимые постоянно глупо хихикали, курили в зале дорогие сигары, демонстративно пуская дым в сторону суда. Они обнимались, делали громкие заявления. Казалось, они находились не на скамье подсудимых, а на театральной галерке или в пивном баре. С самого начала они отказались отвечать на какие-либо вопросы. Называли судей «фашистами».
На одном из слушаний Гудрун в припадке экзальтации неожиданно вскочила со своего места и заявила, что ни немецкие законы, ни суд в отношении их не правомочны, поскольку она и ее друзья не признают ни современное западногерманское общество, ни его судебную систему. Она призналась, что поджог издательства Шпрингера является делом рук ее и ее друзей, заявила, что поджоги являются чисто политическим актом, посредством которого они выразили свой протест обществу угнетения. «Мы зажгли факел в честь Вьетнама!» — заявила она.
Судья попытался ее остановить, но тщетно. Полиция исполняла роль статистов и не вмешивалась. Навести порядок только словами, пусть это были слова судьи, не получалось. Тут же вскочил с места Андреас, чтобы поддержать свою подругу. Он тоже отказался отвечать на вопросы суда, не признавая себя виновным. Заявив о неправомочности суда, Андреас сказал, что Система вынесла им обвинительный приговор еще до начала заседания, поэтому нет никакого смысла как в защите, так и в их присутствии на судебных слушаниях.
На каждом заседании в зал набивалась толпа журналистов и зевак. Бодер и Гудрун благодаря этому процессу стали жутко популярны среди революционной молодежи. Их уже стали боготворить, цитировали их реплики в суде наравне с высказываниями Мао, Гевары, Маркса, то есть как истину в последней инстанции. Особенно взлетела их популярность после того как Гудрун и Бодер признались в том, что организацию и осуществление поджогов они якобы совершили самостоятельно, без помощи других задержанных. Суд, конечно, отказался принять к сведению эти признания.
С первых дней судебных слушаний внимание всей западногерманской общественности было приковано к процессу. Во многом этому способствовала ярая сторонница банды поджигателей Ульрика Майнер. Она несколько раз посетила обвиняемых в тюрьме, взяла интервью, после чего выпустила несколько ярких статей, которые тут же появились на страницах левой периодики.
Популярность Майнер в Западной Германии благодаря ее резким и чрезвычайно талантливым выступлениям была настолько велика, что она одна могла бы перетянуть на сторону поджигателей половину общественного мнения. Эльзу она называла не иначе как «крестоносец революции».
Адвокат Хуберт Малер строил основную линию защиты на том, что действия обвиняемых — это не террористический акт, а акт гражданского неповиновения системе угнетения свободной личности. Поджог империи лжи, выстроенной Шпрингером, надо рассматривать иначе, чем факт политической и социальной борьбы, вследствие этого следует судить не этих молодых людей, находящихся на скамье подсудимых, а саму систему.
Несмотря на доводы адвокатов, суд утвердил обвинение Андреаса Бодера и Эльзы Гудрун в преднамеренном поджоге, подвергшем опасности жизни людей, и приговорил подсудимых к трем годам тюремного заключения.
Разъяренный ущербом Аксель Шпрингер, не случайно прозванный «Цезарем прессы», дал команду своим сотрудникам смешать с грязью все левое молодежное движение.
Вторым в списке врагов после поджигателей оказался Дучке. Неустанно на страницах газет и журналов его называли «преступником», «негодяем», «предателем родины» и так далее. В конце концов, такая промывка мозгов сработала, и немецкий безработный, сторонник пронацистских идей, выстрелил в лидера студенческого союза, тяжело ранив его. При стрелявшем, кроме оружия, нашли газету с обвинениями Дучке и призывами к расправе над ним.
Левый и правый террор, идущие рука об руку, набирали обороты.
Адвокат нашел Юргена на митинге протеста против покушения на Дучке.
— Отойдем в сторону.