ПП. Благие намерения (СИ)

Сегодня Кистецкий был особенно «хорош» собой. Лысина блестела, усы воинственно топорщились, выпуклые глаза горели желанием стереть ненавистную группу в порошок, и даже то, как решительно он подтягивал постоянно сползавшие с объемного пуза брюки, ясно давало понять — стрелять будет на поражение. И каким-то странным образом нас это взбодрило, разожгло в сердцах живительную ярость. Шпаги вон, к бою готовьсь! Смерть глистам!

Лексиколог швырнул на стол видавший виды портфель, рухнул на жалобно скрипнувший стул и обвел аудиторию полным презрения взглядом.

— Подходим, тянем, отвечаем. Без подготовки, — прогавкал вредный препод и шлепнул на стол стопку замызганных бумажек. Поворошил, убедился, что все выглядит достаточно непривлекательно, сложил жирные ручки на животе и злобно дернул подбородком в сторону Яси, — Линченко!

Девушка встала, нахально подняла бровь и, нарочно чеканя шаг, проследовала на амбразуру. Я же вытащила из кармана крошечную коробочку с порошком, который в быту называли «блошиный ад» — одна щепотка, и несчастная жертва будет страдать от чесотки не менее трех часов. Подумала, и тихонько убрала страшное оружие обратно. Рано.

А Яся тем временем стойко отражала артиллерийские атаки Кистецкого. Ядовитый гад юлил и извивался, задавал каверзные вопросы, постоянно перебивал и пытался увести ответ туда, откуда не выбирался живым еще ни один студент. Да только не зря последние два месяца мы проводили львиную долю свободного времени, собираясь вместе, зубря без остановки и коллективно перелопачивая горы обязательной, рекомендованной, дополнительной и вообще всей литературы, до которой добрались наши очумелые ручки. Так что в информационном плане мы были вооружены до зубов и исподнего, а к кавалерийским наскокам профессора привыкли еще в прошлом году. Получите, распишитесь. Как ни измывался Кистецкий над несчастной Линченко, заслуженную «отлично» поставить пришлось. Думаю, все слышали, как явственно скрипнули преподавательские челюсти, когда он расписывался в зачетке и ведомости, и эта победа вселила в нас некую дополнительную уверенность в собственных силах. Прорвемся, господа!

Следующим был Ленька. Жаркий, но неожиданно короткий мозговой штурм закончился жирной «оч. хор.», и в этот момент волна необъяснимого беспокойства поднялась от моего желудка к голове. Слишком просто. Не сомневаюсь, если бы Падла действительно хотел отправить всех поголовно на пересдачу, он бы нашел способ это сделать. Вопрос техники и сволочизма, нас ничто бы не спасло. И, судя по напряженному взгляду Яси, не только до меня доносился легкий запах жареного.

Пока невозмутимая Лешак доводила «любимого» экзаменатора до белого каления невозможностью придраться, Линченко незаметно бросила мне записку.

«ca m’a l’air lo^uche![8]».

Правильно, Кистецкий французского не знает.

«Je suis d’accord. Merde! Que va-t-il faire?[9]» — быстро накарябала я в ответ.

«Je sais pas. On verra[10]».

Вот и все. Вроде ничего конструктивного предложено не было, зато теперь я точно знала, что сестричка Паранойя сегодня взяла отгул. Лёнька тоже подозрительно косился на Падлу, сжимая в руках зачетку.

Лешак отстрелялась. «Отлично». Неминуемое западло сгустилось в центре аудитории и, радостно хихикая, потирало ручки и пританцовывало в ожидании скорой наживы.

— По-Плам!

Помню, когда профессор прочитал мою фамилию в самый первый раз, его брови приняли вертикальное положение, и первая же произнесенная им фраза сделала нас врагами на всю жизнь:

— Иностранка, что ли?

Со временем недоумение трансформировалось в откровенную ненависть. Его раздражало во мне все: независимая манера держаться, привычка ставить под сомнение (и не без оснований!) все, что он говорит, отсутствие суеверного трепета перед Его Профессорским Величеством, ведьмино мракобесие на моей голове… хроническое отсутствие лифчика, в конце концов! Кистецкий просто физически не мог удержать взгляд на чем-то, кроме моей груди, за что жестоко поплатился на дне открытых дверей в этом году, когда обе тетушки решили нанести визит вежливости моему любимому ВУЗу. Знакомство получилось незабываемым.

— Грязный развратник! — пощечина от тетушки Плам. Она никогда не стеснялась применять силу для донесения своей мысли до окружающих.

Мисс По не удостоила профессора и словом, зато ее взгляд «лучше б мертвеньким родился» пронзал насквозь очки, череп и мозг. С тех пор Падла предпочитал обходить меня стороной, но насчет экзамена обольщаться не стоило — сдерет десять шкур и не поморщится. Я подошла к столу самой соблазнительной — тетя Оливия бы мной гордилась — походкой и наградила Кистецкого фирменным взглядом «Я презираю тебя, жалкая тварь». В такие моменты я становилась особенно похожей на миссмистера По, чем внутренне гордилась неимоверно.

Итак…